Унтер-офицер Вреде занимает позицию вверху у обрыва. Меня с Альхузеном отправляют назад, на поляну у скрещения тропинок, охранять подходы со стороны долины. Стрельба становится более интенсивной — трещат автоматы и пулеметы.
Наша рота поднята по тревоге, все, кроме водителей, должны иметь при себе оружие и занять круговую оборону. У перекрестка проходит Кёрбер с пулеметом в руках.
Над нашими головами свистят снаряды пехотных орудий и других батарей. Вообще уже теперь трудно разобрать, чей снаряд и куда летит — наш или русский.
Над обрывом жужжат пули. Противник вяло отстреливается из минометов и артиллерийских орудий; судя по всему, в его распоряжении не более одной батареи.
Туман постепенно рассеивается, теперь уже хорошо видна долина, изрезанная брошенными огневыми позициями русских.
Справа от нас виднеются три холма, на первом слева различаю наши посты охранения.
Как выясняется позже, это посты 370-й пехотной дивизии. Видимо, взвод пехотных орудий, они тоже ведут огонь, но уже в другом направлении. За горой ущелье, а за ним возвышается огромная горища, которую и обстреливает наша артиллерия. Оттуда доносится и пулеметный огонь, и выстрелы батареи русских. В общем, трудно разобраться, кто в кого палит.
Слева постоянно мелькают вспышки наших батарей, а секунд через пять раздается истошный вой проносящихся над головой снарядов.
Вверху на обрыве интенсивность стрельбы нарастает, похоже, там против наших сражается разбросанная горстка русских.
Стрелки, скорее всего, засели в кронах деревьев у обрыва, пистолетные выстрелы становятся все громче.
Сижу в кустах и не спускаю глаз с крутого, поросшего кустарником откоса. А тем временем хорошо знакомому завыванию «катюш», похоже, и конца не видно.
И тут же вижу разрывы, ложатся снаряды один за другим в том самом фруктовом саду, где еще вчера вечером стояли наши машины. Разрывы гремят постоянно, я насчитал не менее 80 разрывов. Наверняка это старые знакомые — те самые 4 русских «катюши».
Появляются и русские истребители, но уходят, опасаясь плотного зенитного огня. И вдруг из балки со свистом проносятся снаряды наших 6-ствольных минометов. Я невольно втягиваю голову в плечи. И тут разверзается ад кромешный: грохот такой, что оглохнуть можно. Еще бы — четыре наши батареи, с десяток пехотных орудий, да еще батарея 6-ствольных минометов! Иногда пролетит и шлепнется русский снаряд, но на них мы больше не реагируем.
Обед мне в 13.30 приносит водитель.
Наша артиллерия и минометчики ведут огонь всю вторую половину дня.
Стрельба у обрыва постепенно стихает, часть наших сил отводят. Русские снаряды ложатся в непосредственной близости от наших 6-ствольных минометов и позиций легких зенитных орудий.
Около 15 часов снова заговорили «катюши», русские ведут плотный огонь, буквально снаряд к снаряду, обстреливая примыкающий к маленькому селению участок. Вижу, как загораются скирды соломы. В 17 часов «катюши» дают еще один залп по фруктовому саду. Опускаются сумерки.
К пересечению тропинок выезжает тяжелая бронемашина. Кёрбер доставил мои спальные принадлежности да пару бутербродов.
В темноте мелькают яркие вспышки артиллерийских орудий и прочерчиваются огненные следы мин, выпущенных из 6-ствольных минометов. Мы вшестером охраняем перекресток дорог. Вверху над обрывом в брошенном русскими доте расположились наши пулеметчики.
С 18 до 19 сижу в секрете, ас 19 до 20 вышагиваю на посту между бронемашинами и ближайшим постом охранения. Издали доносятся разрывы бомб.
Русские бомбардировщики, замыкающие строй, разгружаются неподалеку. Иногда наши артиллеристы решают поддать жару противнику, и тогда у нас над головами со свистом проносится сотня снарядов. Аза сегодняшний день, по моим подсчетам, в сторону неприятеля пролетело никак не меньше тысячи снарядов.
В 19 часов поднимается луна. Я напряженно вслушиваюсь, реагирую на малейший шум. В 20 часов ложусь спать прямо на траве, подстелив кусок брезента и укрывшись сразу тремя одеялами.
С полуночи и до 2 часов ночи я снова час в секрете и час на посту. Ничего примечательного за это время не происходит.
28 сентября 1942 г
Безумно рад возможности улечься спать. В 6 утра всем нам позволяют уйти, остается только один пулеметчик. Его сменяют каждые 2 часа.
Собираю вещички, иду к бронемашине и завтракаю.
К 8 утра мне снова идти к пулемету на перекресток. Мой предшественник оставил там целую кучу иллюстрированных журналов, так что есть чем заняться.
До сих пор туман, ничего не видно.
Но и артиллерия с самого ранья уже постреливает, но куда слабее, чем вчера. Огонь ведет, по-видимому, русская батарея легких орудий, снаряды так и свистят над головой. Иногда совсем рядом визжат и осколки. Мало-помалу здесь становится неуютно.
В 10 часов дежурство заканчивается. Вообще-то оно уже давно должно было закончиться, вот только мой напарник об этом мне и словом не обмолвился.
После обеда чищу оружие и люльку орудия.
Несколько раз наши артиллеристы предпринимали обстрел, посылая на противника от 50 до 100 снарядов. Стреляли и 6-ствольные минометы, те выпускали не более 50 ракет.
Русские отвечают лишь одиночным огнем. Надо сказать, сегодня вообще куда спокойнее, чем вчера.
Сижу на машине и чищу оружие. Один раз прилетели 9 бомбардировщиков американского производства и совсем неподалеку от нас разгрузились. Несмотря на яростный огонь наших зенитчиков, ни одной русской машины им подбить не удалось.
Бенцель приволок воды — источник в полукилометре от нас. Впервые за 3 дня можно помыться. Боже, какое же это блаженство — ощущать себя вымытым.
Венцель и Гроссе отправились на пост, так что я в одиночестве. Читаю, потом оборудую себе местечко в бронемашине, даже некое подобие письменного стола соорудил. Наглухо уплотнил все люки машины. До 24 часов под приятную музыку, пойманную по рации, пишу с десяток писем, и даже война отступает на задний план.
29 сентября 1942 г
Сегодня затишье, лишь изредка постреливает артиллерия.
Вчера Бенцель достал на кухне кусок мяса, сегодня нарезал и поджарил.
У нас пока что остается хорошее подсолнечное масло — 10 л у Таузенда.
До обеда привозят почту. Уж она точно найдет нас где угодно.
Усаживаюсь в бронемашине писать дневник. Над нами вновь появляются бомбардировщики американского производства и метрах в 500 от нас сбрасывают бомбы. Время от времени со свистом проносятся и снаряды.
Мы как раз вспомнили Фрёбеля, мол, уже скоро должен возвратиться из отпуска. А он, оказывается, уже возвратился. Ему есть что рассказать мне, к тому же его назначили ко мне водителем.