– Н-да, н-да, хорошие делишки пошли, – забарабанил горбун сухими костистыми пальцами по столу, и дробь его звучала тревогой. Потом повернулся к банде: – Ну что, какие есть мнения, господа хорошие?
Аня сразу сказала:
– Вы просто обязаны спасти его…
– Ты-то помолчи! Ты под пули-то ментов, чай, не полезешь.
– Это не женское дело! А свое дело я лучше вас делала, все денежки через меня к вам прибежали! – Она кричала в голос, на истерике, судорожно рвались крылья носа, посинело лицо. – И такой же голос, как все, имею!..
– А у нас тут не избирательный участок! – стукнул по столу горбун. – И не собрание. Я вопросы решаю не голосованием, я хочу всех послушать – может, мыслишку кто-нибудь подходящую подбросит…
Чугунная Рожа показал на меня рукой:
– Его убрать отсюда надо – не верю я ему…
Горбун быстро взглянул на меня, помотал головой:
– Пускай сидит – безразлично это.
Лошак оторвался от жратвы, поднял грязную кудлатую голову:
– Пропадет Фокс, жалко. От него мы еще пользу могли бы поиметь. Да и коли он расколется, мы тут заскучаем…
– Ты потому смелый, что думаешь в кабине отсидеться, нас дожидаясь, пока мы там с мусорами душиться будем, – сказал горбун. – Не рассчитывай: с нами в подвал пойдешь, коли решимся…
– Без водилы не боишься остаться? – спросил Лошак. – Есина-то больше нету, чпокнули его менты…
– Не боюсь, – ядовито ухмыльнулся горбун. – В крайнем случае я вон его за баранку посажу… – И показал длинной корявой рукой на меня.
– Ага, – сказал Чугунная Рожа. – Он тебя привезет на Петровку…
– Кончайте базар! – вдруг сказал Левченко, и сердце у меня бешено замолотило: началось! Левченко помолчал и сказал: – Надо идти Фокса вынимать с кичи. Если не вызволим его, тогда и нам всем кранты пришли!..
И снова отодвинулся в тень.
Не мог я понять, что он себе думает, да и горбун не дал мне времени, потому что сказал:
– Я вот что решаю – мы тебя с собой возьмем…
– Зачем? – привстал я на стуле.
– Затем. Допустим, ты мусор – мы тебя если сейчас прирежем, ничего не получим. А возьмем с собой – получим. Коли приведешь нас в засаду, мы тебя первого начнем в куски рвать. У вас ведь какой был план – если ты, конечно, мусор? Ты нам тут песни свои споешь, и мы тебя отпустим, чтобы ты начальству доложился, как нас обхитрил…
– Да что мне с вами хитрить? В гробу я ваши дела видел!
– Знаем, знаем, ты нам лазаря не пой. Только обхитрить меня кишка еще тонка. Я тебя с собой возьму в магазин, и как первого опера увидим, сразу начнем тебя резать, ломтями настругаем, падаль…
Это был для меня непредвиденный поворот. И заканчивался он тупиком – оттуда мне уже наверняка выхода не было.
– Тогда режь меня в клочья сейчас! – сказал я ему. – Никуда я с вами не пойду! Нечего мне там делать…
– А-а! – протянул горбун. – Вот это уже теплее…
– Теплее, горячее – мне наплевать! Только ты подумай: с какой мне стати туда соваться? Ну, у вас там дело – дружка выручаете, вместе картишки раскинули, теперь пора колоду сымать. А я-то с какой стати туда сунусь? Вы себе лихим делом карманы набили, завтра рисканете – и коли выгорит, вы и на свободе, и при деньжищах. А я за что на пули милицейские полезу? За пять тысяч ваших паршивых?
– А что же ты соглашался, если они такие паршивые?
– Так я на что соглашался? Передать записку и обсказать, как там и что у Фокса. А под пули либо под смертную казнь я несогласный. Уж лучше вы меня убивайте – может, матери какую-то пенсию за меня положат, чем вот так, за бесплатно, против власти…
– А если не за бесплатно? – с усмешкой глянул на меня горбун.
Я долго бубнил себе под нос, потом выдавил:
– Несерьезный это разговор. Если всерьез говоришь, ты скажи мне цену, условия скажи – что делать придется; я же ведь не козел – ходить за тобой на веревке…
– У тебя сейчас одно дело – живым уйти отсюда. И за это дело ты будешь стараться на совесть.
– Не буду, – сказал я тихо и дернул с силой гимнастерку на груди. – На, режь – сроду никому не был бобиком и перед тобой плясать не стану. Что вы меня мытарите? Что душу из меня рвете? «Зарежем, задушим, убьем…» Вы мне не верите – ваше право! Но вы меня на враках не словили, а я-то вижу уже: нет у вас людской совести и слова железного блатного нету! Мне что Фокс говорил? Так вы хоть за друга своего мазу держите!
– Когда тебя на враках мы словим, поздно уже будет, – горестно кивнул горбун, и мне показалось, что начал он колебаться.
– Ну подумайте головой своей сами, вы же не только лихостью проживаетесь, но и хитростью, наверное…
– Об чем же нам думать? – сказал Чугунная Рожа, глядя на меня с ненавистью.
– Ну был бы я сука, у ментов на откупе, и велели бы они мне бабке звонить, Аню искать – так разве дали бы они мне к вам сюда свалиться? Там бы на Банковском похватали бы и ее, и этих двух обормотов, а уж на Петровке-то, по слабому ее женскому нутру, выкачали бы они из Ани вашей распрекрасной и имена, и портреты ваши, хазы и адреса. На кой же ляд им было вас мною манить? Понаехало бы их сюда два взвода, из автоматов раскрошили бы вас в мелкий винегрет – и всем делам вашим конец…
– Складно звонишь, гад, да об одном забываешь: а не стала бы Аня на Петровке колоться? Что бы тогда уголовка делала?..
– А им четверых, думаешь, мало? Вместе с Фоксом-то. А с шофером укоканным – пять? Почитай, половины этим вечером вы бы недосчитались. Это, значит, первое. А второе – не стала бы Аня колоться, говоришь? Может, и не стала бы. Только со мной сидели и не такие бобры – и тех в МУРе кололи…
– Вопрос у меня к тебе имеется, – наклонился ко мне и кролика с колен спихнул горбун. – Зачем тебе деньги, что Фокс посулил?
– Как это зачем? Кому же деньги не нужны?
– Ну что сделать с ними хотел? Пропить, с бабами прогулять, в карты проиграть, может, костюм справить?
– Это у вас деньги легкие, быстрые – вы их и можете с бабами прогуливать да в карты проигрывать. Мне для дела надобны деньги…
– Для какого?
– Рассуди сам – живем мы у себя там, в Буграх, в чужой избе. Я все амнистии дожидал, чтобы прописку в Москве вернули, а мне кукиш под нос. Значит, надо на новом месте обживаться. Мужиков в деревне мало, а я к тому же и на машине, и на тракторе умею, руки у меня спорые, дадут мне, значит, какую-то избу. Но ведь покрыть ее надо? Венцы новые подводить, стеклить, печь перекладывать, сараюшко ставить – это ж все матерьял, за все платить надо! Женился бы, корову купил, кабанчиков пару на откорм пустил. Да мало ли что сделать можно, когда в кармане копейка живая шевелится!..
– Любишь деньги, значит? – прищурился горбун.
