– А муж ее кто? – спросил Жеглов.
Надя замялась:
– Видите ли… Они с мужем разошлись.
– Да? – вежливо переспросил Жеглов. – Почему?
– Как вам сказать… – пожала плечами Надя. – Женились по любви, три года жили душа в душу… а потом пошло как-то все вкривь и вкось.
– Ага, – кивнул Жеглов. – Так почему все-таки?
– Понимаете, сам он микробиолог, врач… Ну… не нравилось ему Ларочкино увлечение театром… то есть, по правде говоря, даже не совсем это…
– А что?
– Понимаете, театральная жизнь имеет свои законы… свою, ну, специфику, что ли… Спектакли кончаются поздно, часто ужины… цветы…
– Поклонники, – в тон ей сказал Жеглов. – Так, что ли?
– Ну, наверное… – неуверенно согласилась Надя. – Нет, вы не подумайте – ничего серьезного, но Илья Сергеевич не хотел понимать даже самого невинного флирта…
– М-да, ясно… – сказал Жеглов, а я прикинул, что даже легкий флирт мне лично тоже был бы не по душе.
– Ну вот, – продолжала девушка. – Начались ссоры, дошло до развода…
– Они развелись уже? – деловито спросил Жеглов.
– Нет, не успели. Понимаете, Ларочка не очень к этому стремилась, а Илья не настаивал, тем более… – Надя запнулась.
– Что «тем более»? – резко спросил Жеглов. – Вы поймите, Наденька, я ведь не из любопытства вас расспрашиваю. Мне-то лично все ихние дела ни к чему! Я хочу ясную картину иметь, чтобы поймать убийцу, понимаете?
– Понимаю, – растерянно сказала Надя. – Я ничего от вас не скрываю… Видите ли, Илья Сергеевич нашел другую женщину и хотел на ней жениться. А Ларочке это было неприятно, в общем, хотя она его и разлюбила и разошлись они…
Из комнаты выглянул Иван Пасюк, увидел Жеглова, подошел:
– Глеб Георгиевич, от таку бумаженцию в бухвете найшов, подывытесь. – И протянул Жеглову листок из записной книжки. На листке торопливым почерком авторучкой было написано: «Лара! Почему не отвечаешь? Пора решить наконец наши вопросы. Неужели так некогда, или у тебя нет бумаги? Решай, иначе я сам все устрою…» И неразборчивая подпись.
Жеглов еще раз прочитал записку, аккуратно сложил ее и спрятал в планшет, кивнул Пасюку:
– Продолжайте. – И повернулся к Наде: – Так-так. Дальше.
– Да что дальше? Все, – вздохнула Надя.
– Вы кого-нибудь подозреваете? – спросил Жеглов.
– Нет, Боже упаси! – воскликнула девушка, подняв к лицу, как бы защищаясь, руки. – Кого же я могу подозревать?
– Ну, хотя бы Груздева Илью Сергеевича, – раздумчиво сказал Жеглов. – Ведь если я правильно вас понял, Лариса не давала ему развода, а он хотел жениться на другой… А?
– Что-о вы! – выдохнула с ужасом Наденька. – Илья Сергеевич хороший человек, он не способен на… такое!..
– Ну-у, разве так вот сразу скажешь, кто на что способен?.. Это вы еще в людях разбираетесь слабо… – протянул Жеглов, и я видел, как вцепились выпуклые коричневые глаза его в Наденькино лицо, как полыхнул в них огонек, уже раз виденный мной в Перовской слободке, когда брал Жеглов Шкандыбина, выстрелившего в соседа из ружья через окно… – У них, у Ларисы с Груздевым то есть, какие сложились отношения в последнее время?
– Отношения известно какие… – сказала Наденька медленно. – Известно, какие отношения, когда люди разводятся.
– Ну вот видите! – сказал Жеглов. – Значитца, так и запишем: плохие отношения.
Но Наденька почему-то заупрямилась, не соглашаясь с выводом Жеглова.
– Конечно, их отношения хорошими не назовешь, – сказала она. – Но Ларочка еще совсем недавно при мне говорила Ире – это приятельница ее по театру, – что интеллигентные люди и расходятся по-интеллигентному: тихо, мирно и вежливо. Илья Сергеевич деньги Ларочке давал, продукты, квартиру оплачивал…
– А чья квартира? – сразу же спросил Жеглов.
– Квартира его была, Ильи Сергеевича. А когда разошлись, Илья Сергеевич решил, что Ларе неудобно к маме возвращаться, да и тесно там – мы с ней на двенадцати метрах живем…
– И что?..
– Но ему самому тоже деваться некуда, он пока в Лосинке комнатку с террасой у одной бабки снимает. Решили эту квартиру на две комнаты в общих разменять.
– Па-анятно… – протянул Жеглов, и я видел, что какая-то мыслишка плотно засела у него в голове. Жеглов спросил Наденьку, где работает Груздев, и отправил за ним милиционера, наказав ничего Груздеву не сообщать, объяснить только, что какая-то в его доме произошла неприятность. Потом достал из планшета записку, которую нашел Пасюк, показал ее Наденьке: – Вам эта рука не знакома?
Наденька прочитала записку, помедлила немного, сказала:
– Это Илья Сергеевич писал…
Не глядя на записку, Жеглов сказал:
– «Решай, иначе я сам все устрою…» Это он насчет чего, как думаете?
– Я думаю, насчет обмена. Илья Сергеевич нашел вариант, но Ларочке он не очень нравился, и она… ну, никак не могла решиться.
– А сама она не занималась обменом? – спросил Жеглов.
– Не-ет… Вы не знали Ларочку… Она была такая непрактичная… – Наденька судорожно всхлипнула.
– А… мм-м… скажите… – начал Жеглов медленно, и по лицу его, по сузившимся вдруг глазам я понял, что он напал на какую-то новую мысль. – Скажите, это был первый вариант обмена или…
– Честно говоря, нет, не первый, – сказала Наденька просто. – Илья Сергеевич уже несколько комнат хороших находил – сами понимаете, на отдельную квартиру желающих много…
– Понятно… – протянул Жеглов и принялся заново разглядывать записку, он даже подальше от глаз ее отставил, как это делают дальнозоркие люди, хотя дефектами зрения, безусловно, не страдал. – Угрожает он в этой записочке, как вы считаете?
– Да что вы… – начала Наденька, но в это время на лестничной клетке раздался топот, и Жеглов перебил ее:
– Вы не торопитесь, подумайте… Мы еще потолкуем попозже… А пока я вас попрошу: походите по квартире, осмотритесь, все ли вещи на месте, не пропало ли что – это очень важно…
Хлопнула входная дверь, и в квартире сразу стало многолюдно: приехал следователь прокуратуры Панков, а за его спиной маячил Тараскин, который привел понятых – дворничиху и пожилого бухгалтера из домоуправления.
– Мое почтение, Сергей Ипатьич, – сказал Жеглов Панкову, и в голосе его мне послышалась смесь почтительности и нахальства. Панков спустил на кончик носа дужку очков и смотрел на нас поверх стекол, и от этого казалось, что он решил боднуть Жеглова и сейчас присматривается, как сделать это ловчее.
– Здравствуй, Жеглов, – сказал Панков, и в его приветствии тоже неуловимо смешались одобрение и усмешка – видимо, они давно и хорошо знали друг друга. Потом он оглядел нас и сказал бодро: – Здорово, сыскари, добры молодцы!..
