Борис Дмитриевич, поморщившись, нагнулся к столу, взял ручку и подписал рапорт.
Фокин вышел. Царев снова переместился к окну.
Испытательный срок… Да, верно он подметил, тут каждый день — испытательный срок. Попробуй пройди… Вон с теми же медалями. Мог бы протест заявить. А не заявил. Или про фанерного гаишника Моржову рассказать. Ну что б ему Моржов сделал? Да ничего! А он промолчал. Зато теперь расхлебывает. Где ж твоя хваленая принципиальность? Чего ты испугался? А, Борис Дмитриевич? Отставки или неудобств? Испугался, испугался… А сам жизни учишь. Царь Борис. Не царь ты, а так — при троне. Вот и бегут из твоего царства все. И из семейного, и из рабочего. Или того хуже — сами «отклоняются».
Нет уж… Посмотрим, кто при троне… Как сказал один философ — хочешь узнать, чего боится человек, посмотри на его подвиги.
Он поставил трость, решительно вернулся к столу и нажал кнопку селектора:
— Саша, Бойкова ко мне!
Николай Васильевич не заставил себя ждать.
— Вызывали, Борис Дмитриевич?
— Что у тебя по казино?
— Работаем. Светка так вжилась, что закрывать не хочет.
— Имей в виду, Моржов про комбинацию знает. Я пообещал ему, что все отменю.
— Блин…
Коля походил на глубоко верующего человека, которому предъявили неопровержимые доказательства того, что Бога нет.
— Опять все на тормозах?
— Не волнуйся. Это для конспирации, чтоб он не дергался. Готовь задержание. И по полной программе.
— Сделаю в лучшем виде. Сядут все!
— И еще. Слухи ходят, что наши деньги берут за визы на должности. Надо бы поработать в этом направлении. Только своих оборотней не хватало.
* * *
Интервью с героем записывали в генеральской приемной, на фоне развернутого знамени УВД города Юрьевска. Запись прошла блестяще. То ли репетиции сказались, то ли у сержанта Кривопальцева и вправду обнаружились скрытые таланты. Перед камерой он особо не тушевался и о подвиге своем рассказывал как и полагается настоящему герою: кратко, но обстоятельно и с непременным оттенком легкого смущения. Опирался на тросточку — ногу подвернул при задержании. И любой посторонний человек ни на секунду не усомнился бы в искренности его слов. Генерал Моржов стоял в сторонке и, словно опытный режиссер, жестами подсказывал правильную интонацию.
Вечером запись пошла в эфир.
— В тот день я дежурил на трассе, возле развилки на дачные участки. Этот район считается у нас неблагополучным, поэтому по личному приказу начальника управления там был организован постоянный пост. В нашей работе профилактике правонарушений придается огромное значение…
Ольга дотянулась до «лентяйки» и убавила звук.
— Кирилл… Скажи, только честно… Механику, из-за которого пострадал твой друг, ты сломал челюсть?
[10]
Копейкин оторвался от тайского салата с креветками, приготовленного им по-пиратски скачанному в Сети рецепту.
— Это служебный интерес или личный?
— Личный.
— Ну тогда пусть буду я. В любом случае посадишь. А почему ты спросила?
— Просто я должна знать. Просто. Должна. Знать.
— И теперь что-то изменится?
— Ничего. Абсолютно ничего.
— А как вы поняли, что в машине — преступник? — Девушка-корреспондент очень умело играла неподдельное удивление. — Говорят, у сотрудников полиции с годами появляется что-то вроде шестого чувства… Это так?
— Ну не знаю… — смущенно опустил глаза Кривопалъцев, словно участница конкурса красоты, не знающая ответа на вопрос «Кто такой Пушкин?», — может, и появляется… Но я об этом никогда не думаю, все делаю на автомате. Это результат постоянных учений… А машина ехала слишком быстро. Мне показалось это подозрительным, и я принял решение остановить ее и проверить… И не ошибся.
— Коль, а у тебя есть шестое чувство?
— Нет, Свет. Не повезло мне с этим. Иначе сейчас бы тоже интервью давал. Зато у меня масса других положительных качеств, как то: человеколюбие, верность долгу, манеры и отличный вкус.
— Вкус к чему?
— Ко всему, особенно к жареной картошке. И я бы, при всей бездарности, никогда не написал бы такой дебильный текст. Выруби эту хер… Ерунду… И пожалуйста, не жми на тревожную кнопку, когда надо и когда не надо!
[11]
Светочка выключила телевизор. Грустно. Недолго Колька продержался, быстро романтика закончилась. Но ничего. У нее в запасе есть еще пара оперативных комбинаций. Реализуем. Никуда он не денется.
— А что вы чувствовали в тот момент, когда машина, не реагируя на сигналы, неслась прямо на вас? Вам было страшно?
Кривопальцев широко — точь-в-точь как его фанерный двойник, улыбнулся.
— Если честно, то было. Но не за себя… Я боялся за тех, кто мог пострадать от действий преступника. И понимал, что машину надо остановить любой ценой. А за себя… Нет, за себя никакого страха не было!
— Конечно, не было страха… — мрачно подтвердил Царев, ужинавший в гостиной на пару с Тамарой, — он, паршивец, в тот день в борделе халтурил.
— Так чего ж вы его не турнете?
— Не успели. А теперь турнешь, как же… Герой! Моржов собирается его в академию послать на учебу. Смену готовит… У нас выпить нету?
— Коньяк остался… Тот, Антона.
— Принеси… Выпьем, что ли, хоть…
— Нет уж, милый… Сам сходи. Я теперь, как ты, — принципиальной буду.
Борис Дмитриевич с раздражением бросил вилку, опираясь на трость, отправился на кухню. Если так пойдет дальше, медкомиссию он не пройдет и без «помощи» Моржова.
И что теперь? Тоскливые вечера возле телевизора? Что дала ему эта пресловутая принципиальность? Даже жена не хочет разговаривать. Он действительно — Железный Дровосек. Может, махнуть на все рукой и улететь в Испанию? Насовсем. Там спокойно, там зона личной безопасности.
Нет, не существует такой зоны. Потому что это не место. А это близкие люди, которые тебя окружают, которым ты можешь доверять, с которыми тебе комфортно и спокойно. Именно они и создают тебе самую настоящую зону безопасности. И что ты будешь делать без них и в Испании, и даже в самом райском уголке планеты? Ничего ты не сможешь сделать. Простая вроде бы истина, а доходит не сразу. Иногда на пятом десятке, а бывает, что и никогда.
Царев достал коньяк, рюмку, налил граммов пятьдесят… Здравствуй, пьянство. Хороший коньяк. Франция.
