Интересно, что предпримет Копейкин? Настоящие качества проявляются, когда человек уверен, что за ним не наблюдают и не пишут на видео.
Она приложила палец к губам и, стараясь не цокать каблуками итальянских туфель, переместилась в коридор, а оттуда к веранде, дверь на которую, к счастью, оказалась приоткрытой ровно на ширину глаза.
Старший сын «Шона Коннери» спал на тахте, положив ноги на подушку. Копейкин безуспешно пытался его растормошить. Поняв, что Витенька не проснется, заглянул в рукомойник, висевший на стене. Снял его и полил спящего водичкой. Это оказало бодрящее воздействие лучше всякого кофе. Человек разлепил глаза.
— Не понял… Чего, бля, за дела?
Из песни Шнурова, как говорится, мат не выкинешь. И не запикаешь. Это не реалити-шоу.
— Здравствуй, Виктор.
Парень, тощий, как планшетник, и бледный, как поганка, сел на тахту.
— Ромка где?
— А тыыбля кто такой?
Вместо ответа Копейкин несильно ткнул собеседника кулаком в живот. Тот согнулся и закашлялся.
— Повторить вопрос?
Предсказуемый ответ не заставил себя ждать. Планшетник был, хоть и слаб телом, но крепок духом:
— Да пошел ты!
С такими надо ласково, по-человечески.
— Ладно, старик… Извини, ошибся я. Спи дальше.
Копейкин протянул руку для пожатия. Причем левую, словно был левшой. Витька злобно посмотрел на странного гостя, но руку все же пожал. Худой мир, как говорится, лучше носорога.
Через секунду стало понятно, почему протянута была именно левая рука. В правой Кирилл Павлович держал два граненых карандаша импортного производства — отечественных карандашей наша промышленность давно не выпускала, потому что из нефти карандаш не сделать. С ловкостью фокусника, отработанным, хорошо поставленным движением он воткнул карандаши между пальцев Витька и сжал его кисть. Теория не расходилась с практикой. Первый способ заставить человека говорить правду.
Ольга, как человек, давно находившийся в системе, слышала про этот трюк, называемым в народе «рукопожатие уголовного розыска», но видела впервые. Говорят, боль от такого приема парализующая, и, какого бы сложения ни был человек, он сопротивляется не очень активно. Конечно, против Федора Емельяненко или депутата Валуева с карандашами не попрешь, но на такого перца, как Витька, вполне эффективная мера воздействия. Что последний и подтвердил, вскрикнув от боли. Копейкин же повторил вопрос:
— Где Ромка?
— Не знаю! Спал я! Бухой! А-а-а!!! Пусти!!!
— Не бухай и не бухим будешь… Напрягись!
Витек прикинул, что пальцы дороже брата, и сдался:
— К Борману пошел! Пусти!
— К Борисову? Стасу?
— Да!..
— Зачем, сказал?
— Бабок тот ему должен! Пусти! Больно! — Витька сполз с тахты и упал на колени.
— Давно?
— С минут сорок!
— У кого Ромка берет героин? — Копейкин не ограничился узкой темой. Почему бы не узнать больше, воспользовавшись благоприятным моментом.
— Не знаю! Про Буйвола что-то трепал!
Ольга решила не дожидаться очередного вопроса. В конце концов, она куратор, а не подельник.
— Кирилл! Ты что?
Копейкин обернулся, отпустил руку, убрал в карман куртки карандаши. Похлопал Витьку по плечу.
— Отдыхай. Считай, что я тебе приснился.
Быстро вышел с веранды, вернулся в комнату. Михаил Егорович по-прежнему причитал.
— Так, отец… Шкаф не трогай, я вернусь, составлю протокол осмотра. Сейчас иди в отдел, напиши заявление.
Пенсионер тут же прекратил стоны.
— А зачем заявление?
— Сам же просил посадить.
— Так… — он растерянно посмотрел на Копейкина и на стоявшую за его спиной Ольгу, — так, может… Кто другой напишет? Внук все-таки…
* * *
Когда они садились в машину, Ольга, опять-таки из кураторских побуждений, задала служебный вопрос:
— Почему участковый не изъял ружье? Это же притон.
— Если б каждый делал то, что должен, было бы скучно жить.
Зато теперь весело…
Через пару минут она перешла к теме увиденной ею сцены опроса невинного свидетеля:
— Хоть бы меня постеснялся.
Копейкин догадался, о чем шла речь. Карандашики, инквизиция, теория о рациональности… Слова это слова, а дела — вот они.
— Я стеснялся. Можешь написать рапорт и провести служебную проверку.
— И часто ты так? С карандашами? Или еще с чем…
— Только в особо торжественных случаях.
— Торжественный — это каждый второй?
— Нет. Когда тяжесть разрушений может предотвратить еще большие разрушения. В законе это называется крайняя необходимость.
— В законе это называется превышение полномочий… Втянуться не боишься? Потом ведь всех подряд пытать будешь.
Он, не глядя на нее, достал карандаши и протянул:
— Больше не буду.
Ольга сунула их в сумочку, посмотрела в окно.
— А куда мы едем? Отдел же в другой стороне.
— К Борману. Он же Борисов Стас. Скупка краденого, мошенничество и жизнь не по средствам. Человек, никогда не дающий в долг. Надеюсь, он еще жив.
Копейкин достал мобильник, нажал кнопочку.
— Палыч, это я. Садовая, шестнадцать. Давай всех туда. ГАИ, ОВО, сам приезжай. Кроссворд потом дорешаешь… Долго объяснять.
За окном мелькали одноэтажки, только более презентабельные. Город плавно разделялся на богатые и бедные районы. Как во всем цивилизованном мире.
— Знаешь, почему между Таиландом и Францией натянутые отношения? — вроде бы не к месту спросил Копейкин.
— Без понятия. Я даже не знаю, что они у них натянуты.
— Несколько лет назад местная полиция задержала сыночка тогдашнего премьер-министра. За курение травки. Отдыхал на курорте с друзьями. По местным законам — до десяти лет. За героин — сразу к стенке. Естественно, французы попросили сделать исключение, все-таки не какой-то там студент. Но тайцы показали кукиш. Закон один для всех… А тюрьмы там — не чета нашим. Европеец больше двух лет не протянет. Усадили мажора… Вот это я понимаю. А у нас демократия и подписка о невыезде.
— Доказано, что суровость наказания не влияет на криминогенную обстановку.
— Кем доказано?
— Статистика.
— Наша раскрываемость семьдесят процентов. И это тоже вроде как статистика. Но мы то знаем, сколько на самом деле. А? Ссылки на статистику в подавляющем большинстве случаев — оправдание собственного бессилия. Влияет, еще как влияет.
