– Гера очень хороший мальчик, – с теплотой проговорила Аникеева, – всегда старается что-то сделать для меня и, между прочим, приходит ко мне даже чаще, чем девочки. Хотя я всегда ему говорю: ты уже взрослый, тебе пора о девушках думать, на свидания ходить, а ты на меня, старуху, время тратишь.
– На свидания? А сколько же ему лет?
– Двадцать два.
Вот теперь Дзюба по-настоящему удивился. Как это – двадцать два? Год назад, когда случилась эта история, Гера Марченко уже давно не был юниором, а взрослых спортсменов у Аникеева в группе не было и быть не могло.
– Разве Николай Никитич тренировал взрослых?
– Гера давно уже не катается, он бросил спорт в четырнадцать лет, после серьезной травмы, но своего учителя никогда не забывал. У мальчика на редкость преданное сердце, такое в нынешнее время мало у кого встретишь.
«Что правда, то правда, – подумал Роман. – Преданность учителю и вообще явление раритетное, а особенно сейчас и особенно у мужчин. Кажется, этот необыкновенный Гера Марченко – как раз то, что нужно».
– Скажите, пожалуйста, Гера не пытался обсуждать с вами причины того, что произошло с Николаем Никитичем? Может, он обвинял кого-нибудь? – задал он вопрос, который задавать было не нужно.
Но понял это Ромка Дзюба слишком поздно. Наполнявшая маленькую прихожую атмосфера ненависти и презрения из темной и вязкой мгновенно стала перчено-острой.
– Вы сошли с ума?! – Голос Аникеевой сорвался на крик. – Как вы смеете подозревать Геру? Я прекрасно вижу, о чем вы думаете, вся Москва только и говорит об убийстве этого подонка, и вы собираетесь обвинить в этом Геру! У вас ничего не выйдет, так и знайте!
Дзюба попытался отыграть назад, но ничего связного произнести почему-то не смог: под натиском этой немолодой, пылающей яростью женщины он совсем растерялся.
– Вон отсюда!
Аникеева оказалась довольно сильной и не без труда, но все-таки отпихнула Романа в сторону, чтобы громко щелкнуть замком входной двери и демонстративно распахнуть ее настежь.
– И чтобы ноги вашей в моем доме больше никогда не было! И Геру трогать не смейте!
Конечно, нельзя сказать, что он провалил дело, ведь все, что нужно, он узнал. Но настроение все равно было отвратительным.
«Лучше бы я поехал в дом, где живет Ламзин, еще раз прошелся бы по квартирам, поискал свидетеля, который видел, в какой одежде был Ламзин, когда выбегал следом за Болтенковым, – сокрушенно думал Роман, трясясь в маршрутке, которая должна была довезти его до метро. – А вдруг мне повезло бы, и я нашел бы такого свидетеля… Правда, неизвестно еще, какие показания он дал бы: такие, которые сыграют в пользу моей версии, или такие, которые будут на руку следователю. Но все равно это был бы хоть какой-то результат. И есть шанс, что этот результат меня порадовал бы. А теперь… Чувствую себя побитым шелудивым псом, который попытался сожрать хозяйскую пайку, за что и получил по хвосту».
Но Гера Марченко – это хорошо, это перспективно. Может быть… Завтра прямо с утра надо попытаться его разыскать.
* * *
Расставшись с Дзюбой, Антон собрался было вплотную заняться информацией о юноше, занимавшемся танцами и имевшем некоторое отношение к убитому Михаилу Болтенкову, но его внезапно вызвали на совещание следственно-оперативной группы, занимавшейся делом об убийстве Инны Викторовны Ефимовой. Еще несколько часов – псу под хвост! После этого уже не было никакого настроения заниматься работой, и к вечеру майор Сташис весь целиком состоял из злости и раздражения. Поговорив по телефону с няней Элей и узнав, что она может остаться с детьми до утра, он позвонил Лизе и поехал к ней.
Лиза накормила Антона вкусным ужином и с удовольствием слушала рассказ о необыкновенной старой журналистке Тамиле Варламовне. В какой-то момент Антону даже показалось, что Лиза искренне интересуется его работой и вообще всем, что с ним происходит. Такая умная, такая понимающая, такая сексуально привлекательная… Ну что, что не так? Почему он не может сделать последний, решительный шаг? Неужели действительно из-за ее отца, портить отношения с которым Антон считал неправильным? Или дело в чем-то другом?
После ужина решили лечь пораньше, чтобы выспаться.
– Антон, выключи мобильник, – потребовала Лиза, когда он вернулся из душа и собрался было уже забраться под одеяло.
– А если меня будут искать? Время еще не позднее, могут позвонить, – возразил он.
– Все равно выключи. Я не хочу, чтобы нам мешали. Нам все время кто-нибудь мешает, – сердито сказала Лиза. – Ты всем нужен, а я хочу, чтобы ты принадлежал только мне. Ты же знаешь, я дочь сыщика, и мне отлично известно, что такое ваше свободное время. Тебя в любой момент могут дернуть. Мы никогда не можем нормально побыть вдвоем. Иногда мне кажется, что ты поддерживаешь отношения со мной только ради того, чтобы не считаться одиноким бирюком, а на самом деле тебе от меня ничего не нужно, даже постели.
Антон попытался сгладить ситуацию, примирительно улыбнулся.
– Ну, Лиза, прояви мудрость и здравый смысл, у тебя же этого добра так много! Кто может позвонить мне в десять вечера? Только с работы, если что-то действительно срочное. Или Эля, если что-то с детьми. Я не могу допустить, чтобы при таких раскладах меня не нашли. Иди ко мне, – он приглашающе откинул одеяло, – иди, пока никто не позвонил.
И конечно же, именно в этот момент его мобильник и зазвонил.
– Не отвечай, – потребовала Лиза, забираясь под одеяло и крепко прижимаясь к Антону.
Он протянул руку к лежащему на тумбочке телефону.
– Я хотя бы посмотрю, кто это. Вдруг Эля.
– Ладно, если Эля – ответь, но больше никому, слышишь? – В голосе Лизы послышался металл.
Но это оказалась не Эля. На дисплее высветилось имя «Каменская». В принципе, можно и не отвечать, это не с работы и наверняка не срочно. Однако почему-то очень не хотелось поступать так, как просит Лиза. И даже не просит, а требует. Не то дух противоречия, не то самолюбие… Да фиг его знает, что именно! Не станет Антон идти у нее на поводу, не станет – и все!
– Слушаю вас, Анастасия Павловна, – сухо произнес он в трубку.
Ничего нового он не услышал, поскольку уже знал от Ромки, что Каменскую нанял адвокат Кирган. Анастасия произносила какие-то обязательные правильные слова о том, что не собирается мешать или ставить палки в колеса, что она высоко ценит профессионализм Антона Сташиса, что открыта для любого сотрудничества и что об их совместной работе два с лишним года назад у нее остались самые приятные воспоминания. Отвечал он холодно и сдержанно, короткими, ничего не значащими репликами, и по ее тону и словам понимал: она чувствует его неудовольствие.
«Чем я, собственно говоря, недоволен? – сердито думал Антон, положив трубку и устраиваясь на подушке поудобнее. – Или я, наоборот, радуюсь, что Каменская тоже в этом деле? Не пойму сам, злюсь я или нет. И вообще, не пойму, что целесообразно в этой ситуации: злиться или радоваться? Нет порядка в мыслях, нет порядка в эмоциях, внутри хаос какой-то…»
