— «Nemo me impune lacessit», — прочел Ребус вслух и повернулся к Каролине Рэттрей. — Я всегда был слабоват в латыни.
— Возможно, этот девиз вам лучше известен в шотландском варианте: «Wha daur meddle wi’ me?» — «Никто не тронет меня безнаказанно». Это девиз Шотландии, вернее, ее королей.
— Что-то давненько у нас королей не видно.
— И девиз рыцарского ордена Чертополоха. Награжденный орденом как бы автоматически становится королевским гвардейцем, вот только награждают им исключительно старых упертых идиотов. Присядем.
Она направилась к той скамье, на которой недавно сидел Ребус. Свои папки она положила на пол, хотя им вполне хватило бы места на скамье. Устроившись, она испытующе посмотрела на Ребуса. Но Ребус молчал, и тогда она снова улыбнулась и, чуть склонив голову набок, спросила:
— Вы разве не обратили внимания?
— Nemo, — проговорил он.
— Да! По латыни — «никто».
— Мы уже это знаем, мисс Рэттрей. А еще это персонаж романов Жюля Верна и Диккенса.
[58]
А кроме того, если это слово прочесть задом наперед, то получится «omen».
[59]
Но что нам это дает? Неужели жертва пыталась сообщить нам, что его убил никто?
Из нее словно вышел воздух, плечи поникли — ни дать ни взять воздушный шарик через неделю после Рождества.
— Возможно, здесь есть скрытый смысл, — сказал он. — Знать бы только какой.
— Понимаю.
— Вы могли бы сказать мне об этом по телефону.
— Да, могла бы. — Она выпрямила спину. — Но я хотела, чтобы вы увидели это собственными глазами.
— Полагаете, орден Чертополоха сформировал банду и прикончил Билли Каннингема?
Она снова вперилась в него, но теперь улыбки на ее губах не было. Он отвел взгляд и принялся разглядывать витраж.
— Ну, как нынче дела у обвинения?
— Ни шатко ни валко, — сказала она. — До меня дошли слухи, что отец жертвы осужден за убийство. Тут не может быть никакой связи?
— Не исключено.
— Но пока никакого конкретного мотива?
— Никакого.
Чем больше смотрел Ребус на королевский герб, тем сильнее его внимание привлекало изображение в центре. Это явно был щит.
— Щит, — пробормотал он себе под нос.
— Что?
— Ничего, просто… — Он снова повернулся к ней. Она словно ждала чего-то, надеялась. — Миссис Рэттрей, — сказал он, — вы позвали меня, чтобы затеять со мной флирт?
Она посмотрела на него с выражением ужаса, потом ее лицо покраснело — не только щеки, но лоб и подбородок. Даже шея.
— Инспектор Ребус! — выдохнула она наконец.
— Простите, простите, — сказал он, опуская голову и поднимая руки. — Беру свои слова обратно.
— Я даже не знаю… — Она оглянулась. — Меня не каждый день обвиняют в… не знаю даже, как и назвать. Пожалуй, мне нужно выпить. — Потом, обретя свой обычный голос, она добавила: — Не хотите меня угостить?
Они пересекли Хай-стрит и, уворачиваясь от раздатчиков рекламных листовок, мимов, клоунов на ходулях, прошли по темному тупичку, потом по стертым ступенькам спустились в любимый бар Каро Рэттрей.
— Ненавижу это время года, — сказала она. — Ни до работы, ни с работы не добраться. А припарковаться в городе…
— Да, жизнь нелегкая, согласен.
Она села за столик, а Ребус остановился у барной стойки. Ей потребовалось несколько минут, чтобы снять мантию и парик, поправить волосы. Однако оставшаяся одежда — строгий черный цвет с отдельными вкраплениями белого — выдавала в ней юриста, одного из многих в этом Городе юристов.
Потолок в баре был очень низкий — Ребус таких, пожалуй, и не встречал. Прикинув, он решил, что они, вероятно, находятся над одной из лавочек, примыкающих к тупичку Мэри Кинг. Подумав об этом, он решил изменить заказ.
— Удвойте мне виски.
Правда, он добавил много воды.
Каролина Рэттрей заказала лимонад с большим количеством льда и лимона. Поставив ее стакан на стол, Ребус рассмеялся.
— Что смешного?
Он покачал головой:
— Адвокат и лимонад в сумме дают «снежок».
Она снисходительно улыбнулась ему. Объяснять ей не пришлось, — по-видимому, она поняла, что речь идет о ликере «Адвокат» и коктейле «Снежок».
— Значит, слышали такое? — спросил он, садясь рядом.
— Каждый, кто это говорит, считает, что сам такое придумал. Будьте здоровы.
— Сланджи.
[60]
— Сланджи. Вы говорите на гэльском?
— Да так, пару слов.
— А я изучала его несколько лет назад. Но уже почти все забыла.
— Ну и ладно, гэльский не особенно в ходу.
— То есть вам все равно, даже если он вовсе умрет?
— Я этого не говорил.
— Значит, мне показалось.
Ребус пригубил виски.
— Никогда не спорьте с юристом. — Снова улыбка.
Она закурила. Ребус отказался.
— Ну как, — сказал Ребус, — все еще видите по ночам жуткую картинку в тупичке Мэри Кинг?
Она задумчиво кивнула:
— И днями тоже. Мне никак от нее не избавиться.
— И не пытайтесь. Просто задвиньте на какую-нибудь полочку памяти — это все, что вы можете сделать. Скажите себе: да, это случилось, вы это видели, а потом задвиньте подальше. Забыть вы не забудете, но, по крайней мере, это не будет вас донимать.
— Полицейская психология?
— Здравый смысл, на собственной шкуре испытал. Вас поэтому так взволновала латинская надпись?
— Да, я считала… что в некотором роде участвую в деле.
— Вы непременно будете участвовать, если нам удастся поймать этих гадов. Ваша задача — упрятать их за решетку.
— Пожалуй.
— А до тех пор предоставьте это нам.
— Хорошо.
— Я вам сочувствую, жаль, что вам пришлось увидеть это. Это все Курт виноват — зачем-то притащил вас туда. В этом не было нужды. А вы с ним?..
Ее протестующий возглас заглушил все прочие звуки в баре.
— Уж не думаете ли вы?.. Мы только знакомые. У него был лишний билет, я оказалась свободна. Господи Исусе, неужели вы думаете, что я могла… с патологоанатомом?
