Миллер схватил его за плечо.
Педро мгновенно проснулся и выхватил из-под плоской подушки нож.
— Спрячьте игрушку, — хрипло прошептал штурмбанфюрер. — Дорога каждая секунда.
Спокойствие не покинуло Педро:
— А что, собственно, случилось? Почему вы хрипите?
— Нас могут разоблачить… Кое-кто подозрительно на нас косится.
— Но при чем здесь я? Людей убивали вы. Зверствовали вы. Преступник вы, а не я.
Миллер яростно прохрипел:
— Так просто вы от меня не отделаетесь, Педро! Мы теперь накрепко повязаны…
Капитан что-то прикинул:
— Что же вы предлагаете?
— Бежать.
— Кругом вода. Разве вы располагаете способом ходить по морю аки по суху?
— Скоро пришвартуемся в Нильсене.
— В Нильсене мне приходилось бросать якорь с «Кондором», трущоб там хватает, есть где спрятаться… Но все-таки Нильсен — это не стог сена, а мы — не иголка. А кроме того, мы даже не знаем, в чьих руках город… — Педро перехватил вопросительный взгляд Миллера и пояснил: — Вчера мне один матросик шепнул, пока вы всем заливали баки о своих лагерных похождениях, что они получили по рации интересные сведения: кое-где на берегу произошли волнения, немцы сброшены в море.
— У нас нет выбора. На «Пенелопе», если узнают правду, нас живьем сожрут.
Капитан рывком поднялся:
— Вся ваша Европа — котел кипящий. Довольно с меня этого мира приключений. Буду пробиваться домой.
Миллер умоляюще прижал руки к груди:
— Послушайте, Педро, и я с вами, ладно?
— Вы слишком заметный сувенир, чтобы брать вас с собой, — бросил капитан.
— Вы же знаете, меня там ждут… А ваш риск будет хорошо оплачен.
— Ладно, черт с вами! Я привык рисковать. Всю жизнь этим занимаюсь.
Дверь кубрика распахнулась. На пороге стоял капитан «Пенелопы» — свежий, подтянутый, улыбающийся.
— А, вы уже не спите? — сказал он. — «Пенелопа» сейчас бросит якорь в Нильсене. Мы дадим вам одежду поприличней, — обратился он к Миллеру, — а потом, если не возражаете, позавтракаем на берегу всей командой. Я получил радиограмму, Нильсен свободен. Заодно отпразднуем и это событие. Хотя, возможно, сведения не точны. Я знаю близ порта чудесный кабачок…
— «Якоб»? — спросил Педро.
— Он самый. Вишу, вы бывали в Нильсене?
— Приходилось.
— Ну как, договорились? — спросил капитан «Пенелопы».
— Сколько дней вы намерены пробыть в Нильсене? — спросил Миллер.
— Дня три-четыре, пока примем груз пива.
— Мы не хотели бы стеснять вас в течение этого времени, — произнес штурмбанфюрер.
— Да о каком стеснении идет речь, черт побери?! — воскликнул француз. — Можете располагать «Пенелопой», как своим собственным домом.
— Нет, мы хотим на эти дни перебраться на берег.
— Лишние люди на борту во время погрузки всегда мешают, знаю по себе, — поддержал его Педро.
— Делайте как знаете. — Француз махнул рукой, сдаваясь.
Они вышли на палубу.
«Пенелопа» по дуге входила в бухту. Нильсенский порт еще спал. Застыли портальные краны, врезанные в бледное небо, массивное здание таможни, служебные постройки. Вдали виднелся шпиль ратуши, наполовину скрытый утренним туманом.
Миллер с надеждой вглядывался в берег, ища флаг со свастикой, но его не было.
Судно, застопорив ход, приближалось к причалу.
— Пожитки здесь оставите? — спросил француз.
— Пожалуй, с собой заберем, — с деланной небрежностью ответил Миллер, придвигая поближе свою поклажу.
На борту царили обычные для судна, прибывающего в порт назначения, оживление и суета. Матросы «Пенелопы» в предвкушении удовольствий, хотя и скудных по причине военного времени, наводили лоск и пересчитывали деньги. Матросы с «Кондора» держались отдельной кучкой. Педро и Миллер к ним присоединились. Капитан что-то сказал матросам на своем языке.
Уже совсем рассвело.
Миллер продолжал рассматривать приближающийся порт. Он увидел, как из-за угла серого здания показался грузовой трамвайчик, ползший по неправдоподобно узкой колее. Кажется, даже сюда доносилось его дребезжание.
Матросы с «Кондора» споро разобрали свои сундучки, повесив их на лямках за плечами на манер рюкзаков.
«Пенелопа» толкнулась о причал.
Капитан то поднимал, то опускал подзорную трубу.
— Странно, — пробормотал он, хмурясь. — Вымер Нильсен, что ли? Или все попрятались?
— Что будем делать? — спросил усатый помощник.
— Раз уж мы здесь, разберемся на месте, — решил капитан. — Пиво люди пьют при всех режимах…
Однако люди с «Кондора» не стали дожидаться, пока перекинут трап. Педро коротко скомандовал, и матросы перескочили на мол. Следом прыгнул Миллер.
— Живо, к трамваю! — бросил сквозь зубы Педро.
Ни одной целой машины в порту не было — те, что встречались, были покорежены, побиты, сожжены. Поэтому подвернувшийся трамвай оказался как нельзя более кстати.
Миллер, обогнав матросов и Педро, первым вскочил на низкую платформу, груженную коксом. Педро залез последним.
Через минуту Педро, прошагав по коксу, ворвался в кабину вагоновожатого. Тот, не отпуская рукоятки, испуганно наблюдал за незнакомцами.
— Быстро! Быстро ехать! — велел ему Педро, с силой схватив за плечо.
Вагоновожатый, однако, вроде не понимал, чего от него хотят. Он лишь смотрел не отрываясь на смуглолицего незнакомца и вдруг произнес словно заклинание:
— Гитлер капут!
Педро столкнул вагоновожатого с сиденья, тот упал на пол и в испуге забился в угол тесной кабины. Педро сел на его место, схватил рукоять и наугад, но решительно повернул ее до отказа. Вагон понесся, звеня и постукивая на рельсовых стыках. Мотор взвыл, звук поднялся до высокой ноты. Мимо проносились пакгаузы, складские помещения, какие-то бесконечной длины сараи.
Впереди показался высокий завал, который с каждой секундой приближался. Вскоре уже можно было разобрать, что он состоит из обтесанных булыжников, выдернутых, по-видимому, прямо из уличной мостовой. «Словно кордон на реке», — подумал Миллер и крикнул:
— Баррикада!
Реплика потонула в трамвайном грохоте.
Среди булыжников оказался узкий проезд, проделанный для транспорта.
Теперь трамвай с разбойным шумом карабкался вверх по узкой крутой улочке, будто возникшей из сказок Андерсена: слева и справа бежали домики с островерхими кровлями, фигурные палисаднички, аккуратные крылечки… Только вот многие стекла в окнах были вышиблены, а уцелевшие крест-накрест заклеены узкими полосками бумаги.
