Утреннее небо почти очистилось от туч, ветер приметно ослаб, словно всю свою силу растратил за ночь.
Вскоре все увидели, как из-за облака вынырнул самолет. Он резко пошел на снижение.
О том, чтобы самолет сел на полигоне, не могло быть и речи: слишком малый пятачок оставался свободным от немцев.
Николай Николаевич просигналил ракетой, что садиться нельзя, и пилот покачал крыльями в знак того, что понял его. Враг к этому моменту пришел в себя и открыл по самолету яростный огонь.
– Неужели так и улетит обратно? – разочарованно произнес кто-то из партизан.
– Гляди! – перебил его другой.
Из самолета, словно горох из перезрелого стручка, посыпались люди и камнем полетели к земле. Перед самой землей, когда казалось, что столкновение неизбежно, над каждым из них, подобно диковинному цветку, расцвел пышный купол парашюта. Отдельно, под более обширными куполами, опускались, покачиваясь, контейнеры с оружием и боеприпасами. Десантники открыли огонь по фашистам еще в воздухе, из-под парашютных куполов, а самолет лихо развернулся и улетел на восток. Едва приземляясь, десантники отцепляли парашюты и бросались в бой.
Сергей Чайкин подскочил к вражескому офицеру, который очередью из автомата готовился уничтожить раненых у бункера, и ударом ноги вышиб у него оружие. Тот схватил его за руку, пытаясь вывернуть. Сергей упал на землю, увлекая за собой врага, и они сплелись в поединке. Улучив момент, Сергей выдернул из ножен десантный кинжал и неуловимо точным движением всадил его под лопатку противника. Тот коротко дернулся, крикнул что-то и затих, распластавшись на земле…
Десантникам и партизанам удалось отогнать гитлеровцев.
Воспользовавшись короткой передышкой, Чайкин и Аникеев спустились по ступенькам в бункер.
– Здесь где-то бумаги должны быть, – нетерпеливо произнес Чайкин. – В нескольких папках.
– Есть папки. Пойдем, покажу. Вот здесь, в комнате радистки.
Чайкин вбежал в помещение, открыл одну папку, другую, быстро просмотрел. Сомнений нет, это совсем не те бумаги, о которых ему говорили.
У Сергея, словно на фотопленке, отпечатался в памяти разговор с руководителем операции, а также план главного бункера, на котором тот поставил карандашом крохотный, почти незаметный крестик.
– Там сейф, в нем остались документы, – заключил руководитель операции. – Их необходимо доставить или в крайнем случае – уничтожить. Они не должны попасть в руки врага.
Теперь, очутившись в бункере и припомнив план, десантник, не мешкая, бросился в узкий полузасыпанный проход. Кое-где приходилось пробираться боком, в одном месте вылезшая арматура распорола комбинезон и оцарапала плечо.
Вдоль коридора шли двери, одни были заперты, другие распахнуты настежь. Отыскав нужную, десантник остановился: «Здесь!» На двери висел замок. Сбив его прикладом автомата, Сергей вошел в помещение. Щелкнул фонариком, осмотрелся. В небольшом помещении не было почти никакой мебели, если не считать старенького канцелярского стола да нескольких стульев. В углу на деревянной подставке стоял небольшой сейф.
Взгляд Сергея задержался на черной прямоугольной доске, обычной школьной доске, приколоченной прямо к стене. Доска сверху донизу была испещрена формулами, небрежно выведенными мелом.
В неверном свете фонарика формулы, казалось, ожили. На Сергея повеяло чем-то полузабытым и очень родным. Всплыла в памяти ленинградская школа, строгая учительница математики, он сам, стоящий у доски и мучительно старающийся самостоятельно вывести формулу, заданную на дом, но не выученную им. «Садись, Чайкин. У тебя только планеры на уме». Голос прозвучал настолько явственно, что Сергей невольно оглянулся. На какое-то мгновение он прикрыл глаза, не в силах отделаться от нахлынувших воспоминаний. Затем подошел к сейфу, подергал ручку. Сейф, как и следовало ожидать, был заперт. Десантник несколькими короткими очередями из автомата крест-накрест прошил область замка, и дверца приоткрылась сама.
На средней полке лежало несколько тоненьких папок. Наконец-то!
Обратный путь по коридору показался ему гораздо длиннее. За несколько минут, которые он провел в самом отдаленном месте бункера, коридор, и без того узкий, стал почти непроходимым. Листы обшивки кое-где совсем отстали от стен, обрушились на пол, и бугры осыпавшейся земли преграждали путь.
Измазанный донельзя, учащенно дыша, Сергей ввалился в помещение, где его поджидал командир партизанского отряда.
– Фашисты в бункер прорвались? – встревоженно спросил Аникеев.
– С чего ты взял? – пожал плечами Чайкин, свободной рукой отряхивая пыль с комбинезона.
– Глухой не дослышит, так сбрешет, – махнул рукой Аникеев. – Мне послышалось, кто-то стрелял внутри бункера. Да и то сказать, такой грохот стоит кругом, мудрено ли ошибиться?
– Все в порядке, товарищ командир, – улыбнулся Чайкин и похлопал по папкам, взятым из сейфа.
Затем, обведя взглядом комнату, увидел покинутую рацию.
– А радистка ваша где? – спросил он Аникеева, когда они двинулись к выходу.
– Нет ее.
– Погибла?
– В плен захватили. Пытались отбить ее, да только людей потеряли. Как говорится, сила солому ломит.
– Как ее звали?
– Таня Разумовская.
Они поспешно выбрались из бункера и… были оглушены внезапно наступившей тишиной. Фашисты отхлынули от полигона, видимо, готовясь к новой атаке.
– Теперь мы можем сунуть им дулю под нос, – произнес с улыбкой Чайкин, складывая папки в боковую сумку защитного цвета.
– Это как? – не понял Аникеев.
– Боевая задача выполнена. Материалы у нас, – похлопал Сергей по сумке. – За ними, по всей вероятности, фрицы и охотились.
– А полигон?
– Полигон – пустое место, сам видишь. Сработано как часы. Можем отходить. Фашисты, говоря боксерским языком, нанесут удар по воздуху.
– Отходить надо через болото.
– А мы прикроем! – подхватил Сергей. – Ребята не подведут. Одно слово – осоавиахимовцы!
– Готовь людей к отходу, Василий Петрович, – обратился командир к Иванову, подошедшему к ним.
Партизаны с десантниками крутили самокрутки, прикуривали друг у друга, с беспокойством поглядывая в сторону противника.
– А какая она была, радистка ваша? – неожиданно спросил Сергей.
– Дивчина как дивчина. Красивая. У нас тут один парень успел в нее без памяти влюбиться.
– Значит, Таня ее звали…
– А может, Маша, – вступил в разговор боец, стоявший рядом и слушавший их разговор.
– С чего взял? – повернулся к нему Сергей.
– Да чудно как-то получилось… – замялся партизан, пожилой мужик с проседью в волосах.
