Внизу под скалой было сыро, угрюмо, пахло морскими водорослями и трупами. Их было много, они плавали, как живые. И живых людей тоже было много, в основном раненых. Они ютились на берегу, на камнях и в глубоких темных пещерах, которые в гранитных скалах за тысячелетие выдолбило волнами трудолюбивое море.
Костя шел впереди, он знал все ходы и выходы. Еще весной он, по заданию командира разведки капитана Кравцова, вместе с Андреем Серовским обследовали почти весь берег, облазили все прибрежные щели и пещеры. Командование опасалось, что немцы могут заслать сюда диверсантов, а то и высадить десант. Для охраны берега выставляли охрану, устраивали засады.
Сталина шла за Алексеем, опираясь на палку. Замыкал группу Сагитт. Это он раздобыл крепкую палку для Сталины. Она шла, закусив губу. Боль в ноге давала знать о себе. Ей было очень трудно двигаться вдоль берега по беспорядочно нагроможденным камням разных размеров и формы. Кроме этих неудобств надо было выбирать место, куда поставить ногу, дабы не наступить на раненого или убитого.
В прибрежной воде тоже было много трупов. Большинство из них замерло в какой-то изогнутой позе, головой вверх, едва выступая из воды. Ее душила обида за этих моряков и красноармейцев, погибших на последнем рубеже, и горькое чувство собственного бессилия изменить что-либо.
В отдельных местах в отвесных скалах прибоем морской волны были вымыты большие и малые пещеры. В них тоже находились люди. Рядом с ранеными бойцами были и гражданские, в основном женщины и дети разных возрастов.
– Не отставать! – велел Костя. – Еще далеко топать!
Впереди выпирала, уходя далеко в море, крутая и высокая скала. Голые, безжизненные берега-обрывы. Мрачные, отвесные скалы: ни единого кустика, ни травинки. Сама природа, казалось, отвернулась от них. Каменистый берег сузился, а потом оборвался у небольшого поворота. Дальше двигаться было невозможно. Берега не было. Из воды торчали камни. Два крупных, остроконечных, высотой с одноэтажный дом камня преграждали путь. А впереди – морские волны с белой пеной монотонным шумом разбивались о высокую каменистую стену.
– Надо обогнуть мыс, – сказал Костя.
– Как? – спросила Сталина, не видя возможности двигаться по берегу – его просто не было.
– Придется плыть, – сказал Костя. – Вода теплая!
Послышался рокот моторов и громкая команда Алексея:
– Ложись!
Из-за мыса выскочили два торпедных катера, и сразу раздался, увеличенный эхом, грохот скорострельных пушек и стрекот крупнокалиберных пулеметов. Били по берегу, в упор, расстреливая беззащитных людей. Пули звонко шлепались по камню, за которым укрылись Алексей и Сталина.
– Итальяшки помогают фрицам, – выругался Сагитт.
На флагштоке каждого катера развевался полосатый итальянский флаг.
Только ушли катера, как с моря налетели «юнкерсы». Бомбардировщики шли на низкой высоте, издалека обстреливая берег пулеметами, и, взмывая вверх перед каменистыми кручами, сбрасывали бомбы под скалы, целясь в пещеры, где скрывались люди. Взрывы, грохот, обвалы, отчаянные крики… Потревоженные чайки тоже кричали, испуганно метались над водой, то резко взлетая вверх, то стремительно падая в волны.
Солнце опускалось за мыс, и темные тени легли на море. Только вдали оно ласково светилось бирюзовой гладью. Надвигался вечер.
– Здесь заночуем? – спросил Алексей.
– Нет! – ответил Костя. – Надо двигаться. Там, за мысом, хорошая бухта и есть то, что нам надо!
А что именно, не сказал, но намек был обнадеживающим. Стали готовиться к плаванию. Сагитт вынул из походного мешка автомобильную камеру.
– Из твоей полуторки, – пояснил он Сталине и стал надувать камеру.
– Выходит, ты заранее готовился к плаванию? – спросил Алексей.
– Да! Если бы вы решили остаться, я все равно бы ушел один.
Надутый черный круг Сагитт отдал Сталине. Та поблагодарила его теплым взглядом.
Первым плыл Чернышов – автомат за спиной, прикреплен к узлу. За ним, уверенно загребая руками воду, двигался Громов с крупной поклажей на спине.
– Не отставай! – сказал он Сталине.
Сталина плыла в автомобильной камере, которая держала ее на воде. Автомат лежал перед грудью на камере, а ремень обмотал шею, мешал дыханию, но она не стала его снимать и распутывать, терпела. Волны бросали ее к скале, к острым камням, она прилагала все усилия, чтобы держаться на некотором расстоянии от опасных камней. А у самого мыса Сталине не удалось сразу обогнуть скалу, ветер понес ее в открытое море. Она работала обеими руками, но ветер и подводное течение уносили ее все дальше от мыса.
– Держись! – крикнул Сагитт, плывший сзади.
Он подплыл и успел схватить за камеру. Ему на подмогу поспешил Алексей, и вдвоем они помогли ей преодолеть опасный участок.
– Не отдадим тебя морю! – улыбался Алексей.
За крутым поворотом, за высоким скалистым мысом открывалась уютная бухта. Здесь было тихо, мирно, ни ветра, ни волн. Вечернее солнце освещало этот прелестный уголок. Бухту с трех сторон окружали и оберегали, словно гигантские ладони, высоченные гранитные скалы, поднимавшиеся вверх на добрую полусотню метров. Внизу у берега виднелся темный проем пещеры. Но войну напоминала огромная свалка сброшенных с вершины транспортных средств. У берега и в воде громоздились поломанные, покореженные легковушки, фургоны, грузовые машины разных марок, советские и немецкие.
Сталина плыла за Алексеем и любовалась чудесной бухтой, мысленно благодарила Костю, который привел их сюда. Чернышев уже достиг берега и шел с тяжелой поклажей на спине по пояс в воде, за ним двигался нагруженный Алексей. Сталина тоже подплыла и уже нащупала ногами дно. Перестав грести, она облегченно вздохнула и взяла в руки автомат, чтобы распутать и освободить шею от ремня.
Но в этот момент из-за свалки машин на берег выскочили трое мужчин, обнаженных по пояс, загорелых, давно небритых, заросших, лохматых, вооруженных немецкими автоматами.
– Руки вверх! – заорали они требовательно. – Бросай оружие!
Прогремела короткая автоматная очередь, гулко умноженная эхом.
Костя, а за ним и Алексей, понимая свою беспомощность, подняли руки.
– Выходи по одному и бросай оружие!
Сталина вздрогнула от неожиданности и тут же собралась. Она сердцем почувствовала смертельную опасность. Месяцы войны научили ее в любой обстановке, превозмогая страх, действовать быстро и решительно. Любовь была сильнее жалости к самой себе. Стрелять в Алексея, в ее любимого, пусть хоть и над головой, она никому и никогда не позволит! Ни немцам, ни кому бы то ни было! И она среагировала моментально. Сняв рывком предохранитель, Сталина в то же мгновение открыла прицельную стрельбу из своего автомата.
Двое свалились, как подкошенные, а третий, кинув оружие, бросился бежать, но был настигнут пулями, упал, задергался и отчаянно завопил:
