Книга Стоять до последнего, страница 22. Автор книги Георгий Свиридов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Стоять до последнего»

Cтраница 22

Миклашевский, ощущая неприятный холодок в животе, прислонился спиной к шершавой коре сосны, вскинул вверх карабин, понимая всю бессмысленность и никчемность своей стрельбы, но стоять в бездействии он не мог.

— Ложись!

Игорь плюхнулся на землю рядом с Александриным, и в тот же миг вздрогнула под ним земля, грохнул взрыв и тугая волна горячего смрада забила ему дыхание. Он на какое-то время задохнулся: в горле застрял комок противного перегара тола. Игорю хотелось встать и бежать в глубь леса, подальше от этого ада. Но он не мог оторваться от земли. Она снова дрогнула, и раскатисто лопнул второй взрыв.

Александрин, распластавшись рядом, чуть приподнял голову и округлившимися глазами уставился на Миклашевского.

Самолет промчался над лесом и взмыл вверх, делая разворот для нового захода.

— Давай к пушкам! — крикнул Матвей.

Лейтенант вскочил и, держа карабин, побежал к зенитной пушке, возле которой суетились артиллеристы. Александрин бросился за ним.

— Снаряды! — кричал с ожесточением Петрушин, размахивая руками. — Сотейников, скорее снаряды!..

Игорь, не раздумывая, не спрашивая никого, бросился через кусты к зарядной повозке. Рывком схватил деревянный ящик, вскинул его на плечо и, пригибаясь под тяжестью, поспешил к орудию.

— Заходит! Заходит на второй круг!

— Первое орудие… товсь!.. — хриповатый голос Оврутина звенел над временной позицией огневого взвода. — Упреждай! Огонь! Огонь!..

Любанский приник к резиновому наглазнику, от напряжения на широкой шее выступили красные пятна, гимнастерка на спине натянулась, как кожа на барабане. Правая его рука покоилась на спуске. Заряжающий Бердыбек Тагисбаев отработанным движением вгонял снаряд в орудие. В его раскосых глазах горел азарт степного охотника, которому удалось наконец встретиться с большим хищником.

— Огонь! Огонь!!!

Орудие выплевывало в небо снаряды, било в барабанные перепонки тугой волной, отчего в голове стоял сплошной гул. К ногам Бердыбека падали стреляные гильзы, дымные и горячие. А в небе, за зелеными вершинами сосен и елок, вокруг несущегося к земле самолета глухо взрывались белые комья ваты.

— Попал! Попал!

Миклашевский, опустив с плеча новый ящик со снарядами, тяжело дыша, посмотрел вверх, выискивая самолет. И он увидел недавно грозного и хищного врага, теперь же странно беспомощного, тяжело, как раненая птица, падающего на острые пики деревьев. Оранжевые языки пламени лизали туловище, выбиваясь из мотора. Черный дым густел с каждым мигом, оставляя в небе грязный широкий расплывающийся след.

— Долетался, гадина!

Игорь повернул голову и увидел Матвея. Александрин, опустив ящик на траву, широко улыбался, словно это он сразил врага. Миклашевский посмотрел на поляну, на которой несколько минут назад находилась полевая кухня и вокруг нее притихшие, не спешившие разбегаться красноармейцы с пустыми котелками. Бомба угодила совсем близко, и от котла остался лишь исковерканный обугленный кусок темного железа да сломанное колесо, торчащее деревянными пиками спиц. Рядом на траве валялся поварской черпак и чей-то мятый котелок. Убитые бойцы в разных позах застыли на траве. Старшина с лихо сдвинутым набекрень белым колпаком, прижав обе руки к животу, лежал на боку, вздрагивая в последних конвульсиях.

Фашистский самолет огненным факелом прочертил последнюю кривую и, ломая деревья, врезался неподалеку от места своего разбоя. Раздался раскатистый взрыв.

Глава восьмая

1

— Держите под наблюдением, — посоветовал Телеверов начальнику Лужского оперативного отдела батальонному комиссару Степняку. — Кажется, вы нащупали важный узелок, а может, и гнездышко серьезной птички.

Степняк рядом с осанистым Телеверовым казался еще тоньше и моложе своих тридцати лет. Загорелый, обветренный, перетянутый крест-накрест ремнями, в стираной гимнастерке и запыленных сапогах.

— Понимаем, Николай Гаврилович…

— И пальцы особенно не растопыривайте, чтобы не упустить.

— Не упустим. У нас такой номер не пройдет.

Позавчера на фронте два человека пытались перебежать к гитлеровцам. Одного перебежчика схватили, а другой был убит в перестрелке. Схваченный был в красноармейской форме. Он пытался выкинуть в кусты планшет с документами. Планшет, оказалось, принадлежал лейтенанту Лагудикову, которого нашли спящим в командирской землянке, накрытым шинелью. Когда подняли шинель, то обнаружили, что офицер убит.

У обоих — убитого и задержанного — перебежчиков карманы были набиты немецкими листовками с призывами переходить на сторону германских войск.

На следствии удалось выяснить, что тот, убитый в перестрелке, был рядовым Гурко, имел две судимости за уголовные преступления и в первые же дни войны стал изменником, перешел к немцам. Там его завербовали, скрытно переправили через линию фронта с заданием действовать в тылу и склонять к измене других бойцов. Именно он и нанес смертельные ножевые раны спящему лейтенанту.

Вместе с тем вызывали подозрение показания оставшегося в живых перебежчика, который по найденным у него документам числился рядовым саперного батальона Бронеславом Ковалевским. Отдельный саперный батальон в эти дни перебросили из-под Пскова на строительство Лужского укрепрубежа. Характеристику из штаба батальона на Ковалевского дали неплохую: трудолюбив, исполнителен, дисциплинирован, немного склонен к замкнутости, в хороших отношениях с другими бойцами.

Такая превосходная аттестация невольно вызывала удивление: как же мог примерный боец клюнуть на пустую приманку дешевого вербовщика? Что побудило его переходить к врагу? Во всем этом еще предстояло основательно разобраться. Бронеслава Ковалевского срочно вывезли в Ленинград, где будет продолжено расследование.

Сотрудники Лужского особого отдела взяли под наблюдение отдельных бойцов саперного батальона, тех, которые так или иначе сталкивались или дружили с перебежчиками. Чекистам стало известно, что все они были недавно призваны на службу, в последние дни чем-то взволнованы, при каждом удобном случае — на перекуре, во время обеденного перерыва, вечером перед отбоем — уединяются, шепчутся. Не они ли помогали тем перейти к немцам, не они ли снабжали их листовками? Однако любое предположение еще не доказательство. Бойцы числятся на хорошем счету у командира и политработника, их имена называют рядом с самыми лучшими саперами.

— Те двое были не одни, товарищ подполковник, — убежденно говорил Степняк, когда они обсуждали работу оперативного отдела. — Здесь остались у них корни…

— Выкладывай свою идею.

— Она проста. Я знакомился с материалами предварительного следствия и обратил внимание на одну деталь. У Гурко и Ковалевского находились немецкие листовки. Новенькие, чистенькие, не помятые. Словно вчера из типографии. А на допросе Ковалевский показал, что подобрал листовки в поле еще двадцать седьмого июня. Выходит, более десяти дней таскал, — комиссар сделал паузу. — Думаю проверить его бывших дружков.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация