— Звать меня Игорь. Игорь Миклашевский.
— Пусть будет так. Пусть будет Игорь Мишаковский, — произнес избитый, явно высказывая свое недоверие.
— Не Мишаковский, а Миклашевский.
— Пусть будет Миклашевский. — Заключенный смотрел, чуть сощурив глаза, как смотрят в прицел, сосредоточенно и цепко — А меня можешь называть Петром. Не возражаешь?
— Что ж, Петро, так пусть Петро, — согласился Миклашевский и добавил: — Петро без фамилии.
— Вот именно, Петро без фамилии, — потом ехидно улыбнулся разбитыми губами: — Можно и Петро Бесфамильный.
— Эх, ты!
Миклашевский сдержался, лишь смерил его, распростертого на нарах, весьма красноречивым взглядом, вздохнул и отошел. Разговаривать было не о чем, контакта не получилось. Незримая стена, которую воздвиг этот, назвавшийся Петром, осталась стеной.
— Чего же замолчал? — первым заговорил Петро. — Давай дальше выспрашивай!
— Заткнись! — озлобился Миклашевский. — Зря на тебя только нижнюю рубаху извел…
— Рубаха есть вещь казенная, тебе ее заменят, когда на доклад вызовут, — сказал Петро.
Миклашевский отвернулся. Вступать в пререкания он не собирался. Спорить и доказывать не имело смысла. Игорь уселся на корточки, прислонившись спиной к стене, полузакрыв глаза. Он сделал вид, что не обращает внимания на колкие, язвительные слова Петра.
— Молчишь? — наступал Петро. — А может быть, хоть на такой вопрос ответишь: сколько времени я здесь нахожусь?
Миклашевскому пришлось ответить:
— Трое суток.
— И за эти дни меня ни разу не таскали на допрос?
— Ты же был вроде тюфяка, в полном беспамятстве.
— Странно, очень странно, — Петро сел на нары, свесил ноги и смотрел на Миклашевского. — А тебя за эти дни тоже не таскали на допрос?
— Нет, не таскали, — ответил Миклашевский.
Игорь смотрел на Петра и почему-то удивлялся тому, как тот быстро приходил в себя.
— Понятно, — сказал Петро, — понятно.
«Странно получается, — думал Миклашевский, ощущая спиной прохладу кирпичной стены, — он мне не доверяет, я ему не верю. Сидим, как пауки в банке, настороженные и злые». И еще он думал о том, что немцы просто так, за здорово живешь не станут лупить почти до полусмерти человека. Видимо, у них на то были какие-то основания. А мы посапываем каждый в свой кулак и дичимся друг друга.
Время тянулось томительно медленно. День казался бесконечным. У Миклашевского ощущение времени, почти физическое ощущение его хода, было свойством натуры. Это ощущение было развито постоянными боксерскими тренировками, где именно умение «чувствовать время» являлось одним из важных бойцовских навыков. А вот сейчас, в камере, когда двое незнакомых, чьи судьбы, возможно, похожи и близки, когда эти двое сидят и насупились, недоверчиво поглядывая друг на друга, Игорь ощущал время как какую-то липкую, бесформенную массу.
3
Марина поднялась по железной лестнице на свой этаж и, открыв ключом дверь, зашла в комнату, которая давно ей опостылела. В эти весенние теплые дни она предпочитала большую часть времени проводить на улице. Весна в Бельгии была своеобразна, не похожа на нашу, русскую, подмосковную. Здесь чаще выпадали дожди и теплее грело солнце. Набежит тучка, закроет солнце, нахмурится небо, и зашумит дождь, барабаня крупными каплями по асфальту, булыжникам, крышам домов. А через четверть часа снова проглянет веселое солнце, словно умытое, и ласково греет теплыми лучами.
Марина сбросила плащ, расстегнула застежку и с туфель сняла резиновые ботики. Зажгла газовый рожок и поставила чайник. В комнате было прохладно и сумрачно. Потрогала батареи — они были холодными. Ссылаясь на нехватку угля, хозяйка беззастенчиво экономила на тепле. Марина накинула на плечи шерстяной плед и, ожидая, пока закипит вода в чайнике, приготовила бутерброды: отрезала пару ломтиков хлеба, намазала на них тонким слоем маргарин и сверху уложила по две сардинки.
До начала связи с Центром оставалось добрых полтора часа, и Марине хотелось перекусить, согреться теплым чайком.
Прошлась по комнате, взяла с полки томик Дюма «Три мушкетера». Вынула из сумочки небольшой пакет, незаметно переданный ей Вальтером на трамвайной остановке.
Марина развернула пакет и невольно улыбнулась: рядом с маленьким, сложенным вдвое листом радиограммы, которую ей надо зашифровать и отстучать сегодня в Центр, лежала небольшая продолговатая плитка шоколада. Последнее время Вальтер почти с каждой радиограммой передавал ей шоколад. Он обратил внимание на бледность ее лица и решил, что радистка плохо питается. Марина же в этих небольших плитках увидела нечто большее, приятно тронувшее ее одинокое сердце: внимание мужчины к женщине. Что поделаешь, если весна действует не только на природу.
— Спасибо, Вальтер! — прошептала она и на какой-то миг представила себе самое невероятное: как она проводит ладонью по его лицу, по щекам, глазам, губам…
Потом быстро развернула листок и пробежала глазами текст, написанный все тем же ровным мелким почерком:
«Центр, директору.
На ваш запрос от 16.11.42. В Германии усиленно готовятся к весенней кампании. В декабре — январе призваны на службу 650–700 тысяч молодых солдат в возрасте 19–20 лет. Идет ускоренным темпом обучение. В штабе германского командования разрабатывают планы нанесения главного удара южным крылом. Специалисты обеспокоены не столько самими потерями на Восточном фронте, сколько качеством этих невозвратимых утрат. На полях России уничтожены многие лучшие подразделения, которые имели боевой опыт и до сих пор выигрывали все сражения, покорив почти всю Европу».
Не успела Марина до конца прочитать радиограмму, как послышался настойчивый стук в дверь и раздался мужской голос:
— Откройте!
Марина на миг растерялась. «Гестапо! — мелькнуло ужасное предположение в голове. — Провал!» Она, не осознавая свои действия, нервно скомкала листок с текстом и сунула его в рот. Потом схватила плитку шоколада, сдернула обертку, намереваясь откусить кусок и сжевать вместе с бумагой…
— Откройте! Я электротехник!..
— Сейчас!
Марина, окинув комнату придирчивым взглядом и не найдя ничего подозрительного, открыла дверь.
— Разрешите войти, мадам? Я из городского хозяйства.
— Но я электротехника не вызывала.
— Проверка, мадам, и профилактика.
— Входите, — Марина посторонилась, пропуская электротехника, и тут же языком загнала скомканную бумажку за щеку. На сердце немного отлегло: может быть, и вправду обычная проверка электросети?
Электротехник, положив на стул свою сумку, не обращая внимания на Марину, стал тщательнейшим образом осматривать всю проводку, ощупывать каждую розетку, оглядел настольную лампу…
