— Держи управление! — сказал капитан.
— Взял управление! — ответил Беляк.
Удержать вертолет на одном месте в положении «висения» над заданной точкой далеко не просто. Боковой ветерок давал о себе знать, да еще сказывались и не особенно умелые действия курсанта. Потихоньку утренние воздушные потоки начали разбалтывать вертолет и выносить его за пределы квадрата.
— Повторим! — сказал старший летчик и снова поставил вертолет в центр квадрата.
Так повторялось раз пять. Кизяков говорил мало, подсказывал руками и ногами. Александр успел схлопотать от капитана добрую полусотню тычков по голове и ударов по правой ноге, с предельно кратким пояснением:
— Крен!.. Шарик!.. Высота!..
С каждым новым заходом в середину квадрата тычков и пинков Беляк получал все меньше и меньше.
— Нормально, — скупо похвалил Кизяков, снова вводя вертолет в центр квадрата, и там завис. — А теперь слушай мою команду! Я сейчас буду вводить разные отклонения, а ты старайся удержать вертолет.
— Буду стараться, товарищ капитан! — выдохнул Александр, понимая, что настоящее обучение только начинается.
Управление учебного вертолета двойное. Оба они — капитан и курсант, — держались за свои ручки и держали ноги на педалях.
— Готов? — спросил Кизяков.
— Да, товарищ капитан!
— Начали!
Неожиданности посыпались со всех сторон. То вдруг рванется ручка управления, то педаль, как живая, упруго упрется или утопится до предела, то дернется «шаг-газ». Александр старался изо всех своих сил. Был предельно внимателен и насторожен, быстро и четко реагировал, действовал руками и ногами, порой чисто автоматически, по интуиции. Но всегда оказывалось, что он действовал правильно. Винтокрылая машина, подчиняясь его воле, упрямо держалась на заданной высоте в центре квадрата. Висела над землей, словно ее привязали к этому месту.
— Нормально, — снова скупо произнес капитан, когда они совершили посадку, и добавил: — Через смену пойдешь на зачет.
И в его голосе Александр почувствовал похвалу.
Но сам Беляк в эти минуты был, как выжатый лимон, как на финише после многокилометрового кросса в полной нагрузке да еще по пересеченной местности. Пот стекал ручьями по лицу, щипал глаза, тек ручейками по спине. Одежда противно липла к телу. «Как мокрая кошка», — подумал он о себе. Вспомнилось, как когда-то, в детстве, спасал кошку, которую соседские мальчишки кинули в бочку с водой. Когда ее удалось вытащить, она была мокрой, жалкой, шерсть прилипла, а кошка царапалась, дрожала от пережитого страха и отчаянно мяукала…
Лейтенант Горобец, едва вертолет приземлился, поспешил к ним.
— Ну, как? — настороженно спросил летчик-инструктор у капитана, ожидая оценки не столько работы курсанта, сколько своей.
— Спланируй ему на завтра зону и круг, четыре-пять висений, и — на зачет!
Это была высшая похвала.
Лейтенант Горобец счастливо заулыбался. Он был весьма доволен уже тем, что его добрые слова о курсанте оказались верными, что Беляк не ударил лицом в грязь, не растерялся, что новичок не дрогнул перед высоким авторитетом мастера спорта, не подвел своего инструктора.
— Есть спланировать полеты на зачет! — бодро ответил Горобец.
Кизяков утвердительно кивнул, молча повернулся и устало зашагал по аэродрому в сторону стартового командного пункта.
— Планирую твой полет на первую смену, — сказал инструктор Беляку и важно добавил, словно это он так решил. — Пойдешь на зачет!
— Понял, товарищ лейтенант!
Утро следующего дня выдалось ясным, солнечным и необычайно жарким — так бывает перед дождем или изменением погоды.
Первая смена — это подъем в четыре утра, полчаса на умывание, одевание, строем в столовую на завтрак, полчаса на еду и снова строем на аэродром, до которого почти три километра. А там — обычная предполетная работа каждой летной группы: расчехлить свой вертолет, подготовить его к полетам. Всей этой работой управляют бортовые техники. Потом приходят командир эскадрильи, командиры звеньев, летчики-инструктора и старший командир перед строем доводит плановую таблицу: кто, что, когда, сколько, в какой последовательности и с кем летает.
Александр Беляк отлетал свою программу с радостным подъемом.
Командир звена поставил ему скромную оценку «хорошо» и представил на зачетный полет с командиром эскадрильи. Тот был доволен успехами курсанта, оценил их на «отлично» и написал в летной книжке допуск: «Разрешаю самостоятельные полеты на висение и по кругу днем в простых метеоусловиях (ДПМУ)».
Александр был радостно взволнован и счастлив. Ему доверяют самостоятельные полеты! Свершается то, о чем мечтал, к чему стремился!
Но к полудню эти простые метеоусловия стали резко портиться. Появились низкие дождевые тучи. Подул ветер. Видимость ухудшалась.
Полеты отменили.
Беляк не ушел с аэродрома, как его однокурсники, а немного задержался на СКП — стартовом командном пункте. Хотел о чем-то переговорить с руководителем полетов. И судьба преподнесла ему необычный подарок. Александр стал свидетелем высшего мастерства вертолетного управления.
Все началось буднично. По переговорному устройству зазвучал знакомый голос. Александр узнал его сразу, это капитан Кизяков. Беляк заинтересованно прислушался. Любопытно было ему, курсанту, услышать, как ведет переговоры такой мастер.
Кизяков повторил свои позывные и скромно обратился к руководителю полетов:
— Разрешите зарулить на стоянку?
— Не разрешаю! — строго ответил тот.
Беляк с нескрываемым удивлением смотрел на офицера, ответственного за полеты, мысленно отмечая про себя, что в авиации порядки жесткие, никому и никаких поблажек нет. Ни звание, ни заслуги в расчет не берутся.
— Разрешите подлет на стоянку? — снова раздался голос Кизякова.
— Не разрешаю! — отчеканил руководитель полетами и жестко добавил. — Запрещаю подлет!
— Понял! — примирительно произнес Кизяков. — Подлет запретили. Тогда я пошел!
— Пешком?
— Да!
— Своим ходом разрешаю! — улыбнулся руководитель полетами.
— Спасибо! — поблагодарил капитан Кизяков. — На стоянку пошел своим ходом!
Никто из присутствующих на командном пункте даже в самых смелых предположениях не мог себе представить истинного смысла этих простых слов.
Но он действительно пошел!
Не капитан Кизяков, а его вертолет.
В самом буквальном смысле. Вертолет, управляемый Кизяковым, ЗАШАГАЛ!
Его лопасти уверенно крутились, поднимая с земли облако пыли. Нос был слегка приподнят, передняя стойка с колесом — в воздухе. Винтокрылая машина шагала на одних задних колесах. Переваливаясь с боку на бок, с колеса на колесо. С правой основной стойки шасси — на левую, с левой — на правую. При каждом новом шаге вертолет каким-то образом удерживал равновесие на одной стойке шасси, на одном колесе.
