Мужик разлил вино по чашам, поднял свою.
— Ну, чтобы гости не скупились, а хозяева не обижались.
Середин сделал глоток. Вино было явно разбавленное, но все-таки лучше, чем кислое пойло из бочонка.
— Слабовато, — поморщился Вторуша.
— Иноземцы говорят: приносит радость и веселье, легкость сообщает, в голову не бьет, а ноги слабыми делает, — похвастал хозяин.
Под вино вычерпали кашу из горшка, опустошили блюдо с мясом, от курицы оставили обглоданные кости. Вторуша отвалился от стола, раскатисто рыгнул и удовлетворенно похлопал себя по животу.
— Что ты там насчет девки-то говорил?
— Пришлю, не сомневайтесь. Пойдем, комнату вашу покажу. Боярские палаты, токмо для дорогих гостей.
Вторуша благосклонно кивнул, тяжело поднялся из-за стола и направился к лестнице. Хозяин, прихватив масляный светильник, потрусил впереди, освещая дорогу. Олег, слегка осоловев от еды и вина, ослабил пояс, сладко потянулся.
— На двор выйду, пожалуй, — сказал он вдогонку хозяину и купцу.
Уполовиненная луна низко висела над воротами, похожая на фонарь, указывающий путникам дорогу к корчме. Пролетела летучая мышь, на мгновение перечеркнув ущербный диск своей изломанной тенью. Олег вышел из пятна света, падавшего на двор от светильников в зале.
В хлеву копошилась скотина, петух крикнул со сна, осекся, завозился, устраиваясь на насесте. С севера, пряча звезды, наплывали тучи.
— Невзор, — тихо позвал Середин.
Рядом возникла тень.
— Здесь я. Чего не спишь?
— Сейчас пойду. Спать-то придется вполглаза.
— Угу, — подтвердил Невзор, — хозяин хитроват, почище нашего купца. Я походил тут малость. На заднем дворе, за амбаром, несколько телег без колес, две-три волокуши. А коней нет.
— Думаешь, хозяин долю с ворами имеет?
— Все может быть. Постоялый двор на трех дорогах, с севера, с запада леса, болота. Как ни поедешь — все здесь остановишься.
— Ты где спать будешь?
— В телеге лягу. Отвык я в дому спать.
— Вроде, дождь собирается, — предупредил Олег.
— Ничего. Под мешки залезу.
На квадрат света из открытой двери легла тень хозяина. Он, вытянув шею, оглядел двор.
— Ладно, пойду, — шепнул Олег и вернулся к дому.
Исподлобья взглянув на него, мужик отступил внутрь, кликнул служку. Заспанный парень возник из-за холстины, принялся прибирать со стола, зевая щербатой пастью.
Олег стал подниматься по скрипучей лестнице.
— Первая комната ваша, — сказал ему вслед хозяин.
Пригнувшись под низкой притолокой, Олег попал в темный коридор. Из-за первой двери доносилось ритмичное постукивание, словно метроном отсчитывал такты.
— Ква… картина Репина «Не ждали», — пробормотал Олег, распахивая дверь.
Вдоль длинной стены стояли две застеленные полотном лавки, крохотное оконце было затянуто бычьим пузырем. О колченогий стол облокотилась хозяйская девка с задранным на спину подолом. Вторуша, в спущенных портках пристроившись к ней сзади, ублажал плоть, закатывая глаза. Ножки стола стукались в пол, глиняный светильник на подоконнике освещал замечательную картину трепетным романтическим светом. Изредка купец похлопывал девку по мясистым бокам, и тогда она, словно понукаемая лошадь, делала пару-другую встречных движений. Краем глаза заметив Олега, она посмотрела на него и, равнодушно зевнув, снова отвернулась.
— Купец, я спать хочу. Кончай разврат, — сдерживая усмешку, сказал Середин.
— Какой… раз…ворат… Щас, Олежка, щас, милый ты мой… милая, ну, давай… эх-хх…
Середин шагнул в коридор, притворил дверь. «И-эх… ох… и-эх…». Олег вспомнил схватку с упырями в заброшенной деревне — с такими же жалостными криками купец отмахивался оглоблей от нечисти. Наконец Вторуша издал протяжный рык, и перестук ножек стола по полу прекратился. Отворилась дверь. Девка, поправляя длинную рубаху, скользнула к лестнице.
— А вы, что же, не хочете?
— Хм, — кашлянул Олег, глядя в простодушные припухшие глаза, — да я как-нибудь в другой раз.
Девка пожала плечами и зашлепала вниз по лестнице.
Вторуша, сладко жмурясь, сидел в спущенных портах на лавке, похожий на довольного жизнью кота. Олег расстегнул перевязь, бросил ее на стол. Саблю вынул, положил на своей лавке возле стены, кистень пристроил в головах. Стянул кожаную куртку, сапоги и прилег на лавку, заложив руки за голову.
— Ох, хорошо, — блаженно потягиваясь, пробормотал купец. — Давненько я… давненько. Почитай, как из дома ушел, бабы не видал. Ты зря отказался, Олежек. Девка справная. Мясца маловато, не нагуляла. Я знаешь каких люблю? Чтобы — во! — Вторуша растопырил руки, показывая желаемый объем партнерши.
— Таких не бывает, — покосившись на него, рассудил Середин.
— Бывает, бывает. Эх, надо было ее оставить, под бок положить. Они, бабы, горячие, что твоя печка. Мягкие, как перина. Опять же, ночью чего захочешь — вот она, рядом сопит. Бери, пользуй… Может, позвать?
— Ну, уж нет, — решительно сказал Олег, — я выспаться наконец хочу, а у тебя один блуд на уме. Будете сопеть тут над ухом.
— Кто хочет спать — того не добудишься, — рассудил купец.
— Ну, ты философ.
— Чего ругаешься? Нет так нет. Вот только светильник задую, — приподнялся он с лавки.
— Оставь. Пусть горит, — остановил его Олег.
Сено в мешке, служившем матрацем, шуршало немилосердно, кололо сквозь ткань, и Середин пожалел, что снял куртку. Он закрыл глаза и постарался расслабиться. Пахло полынью и сгоревшим маслом. Поднявшийся за окном ветер хлопал бычьим пузырем.
«Невзор промокнет, — подумал Олег, — ветер перед дождем, не иначе».
Вскоре стала наплывать дрема. Перед глазами возник Лапоть — парень, что хотел зарезать Вторушу. Лицо у него было ободрано ножом до кости, выколотые глаза растеклись слизью, смешавшись с кровью. Он что-то шептал разбитыми губами, розовая пена пузырилась на них, стекала по подбородку на острый кадык. Лапоть поднял руку, и она заскрипела, будто несмазанная тележная ось. Худые пальцы вдруг превратились в заточенные колья, которые все ближе и ближе придвигались к Середину. Он отвел взгляд и увидел, как беловолосый мужик, щуря красные, как угли, глаза и наставляя на него вилы, медленно приближается для верного удара.
Олег судорожно вздохнул и с усилием вырвался из кошмара. Масло в светильнике почти прогорело, фитилек едва тлел, и в этом неверном свете Середин увидел, как часть стены над его лавкой опускается на него подобно крышке гроба. Меж бревен торчали остро заточенные колышки, точь-в-точь, как в его сне. Он скатился с лавки, больно ударившись плечом о дощатый пол. Вторуша храпел, разметавшись на лавке, стенка с кольями почти коснулась его груди. Олег метнулся через комнату, сорвал спутника с лавки. Колья чиркнули Вторушу по груди, разрывая рубаху.
