Рычагову пришлось работать с некомпетентными людьми, так как лучшие авиаторы оказались «врагами народа». Рычагов понимал, что техника и кадры требуют коренной перестройки. На одном из заседаний военного совета при обсуждении вопроса о большой аварийности он допустил непростительный промах. Отбиваясь от несправедливых упреков, он обернулся к Сталину и заявил: «Аварийность и будет большая, потому что нас заставляют летать на гробах». «Отец авиации» воспринял эту реплику как личное оскорбление. Сталин сразу же закрыл заседание и вышел из зала. Через неделю Павел Рычагов исчез.
Юстин, работая над отчетом, мог лишь догадаться – куда
[11]
.
Вывод не пришлось объяснять. Частая смена начальников крайне обострила ситуацию в Военно-воздушных силах РККА. Каждому вновь назначенному руководителю требовалось время, чтобы войти в курс дела, овладеть таким сложным и быстро меняющимся видом вооруженных сил, как авиация. Сменив «врага народа», следовало отменять его приказы и инструкции, разрабатывать новые, менять стиль работы. Надо учитывать и психологический фактор. В страхе за свою и близких судьбу, в ожидании очереди на Лубянку, начальники ВВС действовали скованно, с оглядкой. При формировании новых соединений остро опушалась нехватка в материально-техническом снабжении, в людях. Специалистов приходилось брать из старых авиаполков, отчего и эти части становились небоеспособными.
«Почти недееспособна и русская служба оповещения, – писал Юстин. – Несмотря на то, что еще в 1934 году инженер Ощепков создал экспериментальные установки для радиообнаружения самолетов, радиолокационные станции имеются в единичных экземплярах. Так же плохо обстоит дело с радиосвязью. У русских почти совсем нет наземных радиостанций. Основные средства связи на земле – телеграф и телефон. Самолеты же радиостанциями не оборудуются, сигналы подают лишь ракетами или эволюции машины в воздухе – покачиванием крыльями, „горкой“, виражами.
Мало разумного и в самой организации воздушных сил. В отличие от люфтваффе, сконцентрированных в воздушные флоты, когда командующий может спокойно маневрировать своими силами, в нужных направлениях создавать численное преимущество, русская авиация вынуждена будет работать вразнобой, поскольку делится на фронтовую, армейскую, войсковую и авиацию дальнего действия. Согласно этому делению, командующий ВВС командует только авиацией дальнего действия, остальная авиация ему не подчиняется. Это приводит к тому, что даже в спокойной обстановке необходимо прилагать отчаянные усилия по бесчисленным согласованиям, в войну же может произойти чудовищная неразбериха».
Отметил Юстин и то, что русские совсем не изучают двухлетний опыт немецкой войны на континенте. Они по-прежнему придерживаются тактики «роя», летают не парами, как германские летчики, а плотными группами по 6–9 машин, что сковывает действия, лишает самостоятельности, вынуждает держаться друг друга и постоянно оглядываться на старшего. С 1939 года германская авиация громила Европу. Она применяла одну и ту же тактику, начиная с бомбежки аэродромов противника. 2 августа разгорелась «битва за Англию», в гигантских воздушных сражениях принимали участие по две тысячи самолетов. Однако и этот опыт русские не учитывают. И уж совсем не учатся они тактике взаимодействия с наземными войсками. В немецкой авиации она отработана отменно и расписана по минутам. Немало способствует этому и хорошо отлаженная связь.
В заключении обзора Юстин вписал фразу, которая оказалась пророческой: «Исходя из вышеизложенного, следует ожидать полного разгрома русских воздушных сил в первые же дни Восточной кампании».
7
Налюбовавшись зимними Альпами из окон своего замка в Бергхофе, 9 января 1941 года фюрер приказал вызвать на совещание главнокомандующего сухопутными войсками Вальтера фон Браухича и его штаб.
«Особенно важен для разгрома России вопрос времени, – отмечалось в стенограмме. – Хотя русские Вооруженные силы и являются глиняным колоссом без головы, однако точно предвидеть их дальнейшее развитие невозможно. Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше это сделать сейчас, когда русская армия лишена руководителей и плохо подготовлена, когда русским приходится преодолевать большие трудности в военной промышленности… Когда эта операция будет проведена, Европа затаит дыхание».
21 июня после полудня командиры всех частей вермахта, выдвинутые к самой границе от устья Дуная до Баренцева моря, зачитали боевой приказ о вторжении в Советский Союз. Вечером этого же дня штабы получили обращение фюрера к войскам. Это пространное воззвание носило в основном политический характер: «Обремененный тяжелыми заботами, обреченный на месяцы молчания, я могу наконец говорить свободно. Немцы! В этот самый момент начался поход, который по своим масштабам не имел себе равного в мире. Сегодня я снова решил вверить судьбу, будущее рейха и немецкого народа в руки наших солдат. Да поможет нам бог, особенно в этой борьбе».
Обращение должен был зачитать по радио Геббельс в 7 часов утра 22 июня 1941 года – через три с половиной часа после того, как вермахт, панцерваффе и люфтваффе обрушат на русских шквал огня и смерти.
Солдатам были розданы специальные памятки. С них снималась вся ответственность за жестокость по отношению к славянам.
Отдел пропаганды нацистской партии срочно сформировал роту военных корреспондентов «для того, чтобы дать возможность осветить в печати и при помощи фото боевую деятельность дивизий. Людям из роты пропаганды должна быть предоставлена возможность посетить наиболее интересные места, пути продвижения и боев. Командиры частей должны оказывать всемерную поддержку лицам из роты пропаганды, указывая им наиболее интересные события. Мотоциклисты роты пропаганды снабжены особыми удостоверениями. Им могут быть сообщены номера полков и имена командиров частей. Желательно, чтобы такие статьи и отчеты были как можно скорее доставлены в штаб…»
8
Поздно вечером 22 июня Юстин возвращался с фронта вместе с кинооператорами и газетчиками из роты пропаганды. На экранах, в периодике рейха они намеревались отразить первый день Восточной кампании.
