Остановились в военном городке, где размещался механизированный корпус русских. В мастерских и гараже солдаты обнаружили много машин БТ и Т-26. Одни стояли в ремонте, другие – без горючего. По всему было видно, что немецкий удар застал советских танкистов врасплох. Но стал очевидным и тот факт, что эта война не будет такой, как прежние кампании. Немцы успели привыкнуть к заведенному порядку: окруженные части противника прекращали сопротивление, сдавались в плен, капитулировали. Быстрота и глубина танковых ударов, отлаженное взаимодействие всех родов войск создали вермахту славу непобедимого. Такого не знала ни одна армия со времен Бонапарта. Однако русские, игнорируя блестящую репутацию, отчаянно сопротивлялись. Они вели безнадежный бой, не щадя жизни.
На закате Юстин вылетел на похожем на осу «шторхе» к большому аэродрому, где корреспондентов ждал трехмоторный «юнкерс», чтобы поскорей доставить их в Берлин. В самолете он узнал новости этого горячего длинного дня. Немецким дивизиям удалось прорваться на глубину от 30 до 50 километров. Дальше всех сумел продвинуться танковый корпус генерала Манштейна. Он действовал на северном участке фронта, захватил мост через реку Дубиса в Арёгале и совершил бросок на 80 километров.
В победной статье, отстуканной на портативной машинке в пассажирском салоне самолета, Юстин все же высказал мысль о том, что упорное сопротивление русских заставит немецких солдат вести бой по всем правилам боевых уставов, а вольности, какие они могли позволить себе в операциях на Западе, теперь придется забыть.
Ее опубликовала газета «Дас рейх», поскольку журнал «Цейтшрифт фюр геополитик» в лучшем случае сумел бы напечатать в июльском номере, когда события ушли бы в прошлое. Остальные же газеты и радио ни словом не обмолвились о трудностях первого военного дня на Востоке. В ликующих тонах они сообщали о советских потерях, уничтоженных самолетах в окруженных дивизиях, сравнивали успехи германских войск с действиями в других кампаниях и предсказывали несомненную победу.
9
«Павлин» из России передал несколько радиограмм. Он сообщал о взрыве патриотизма среди русских людей. Линда снабдила его особой аппаратурой. Передатчик был замаскирован в обычном приемнике с проигрывателем, при помощи нескольких винтиков быстро приспосабливался для связи. Но беда оказалась в том, что через несколько дней войны в Москве опубликовали приказ: всем гражданам радиоприемники сдать. Оставалась лишь незначительная часть привилегированной верхушки, имевшей право держать аппаратуру. «Павлин» в это число не входил. В последней радиограмме он просил прислать радиста, указал явки и на этом связь прекратил.
Юстин пошел к майору Беербауму. Прочитав радиограмму, тот спросил:
– Так ли нам нужен этот агент, если наши скоро возьмут Москву?
В первые месяцы Восточной кампании абвер как бы оцепенел. Разработанные в штабах планы выполнялись без него. Собранные в предвоенные годы данные в уточнениях не нуждались. Русские города падали одни за другим. Танковые клинья смыкались вокруг целых армий. По дорогам на запад тянулись бесконечные колонны военнопленных. На окраинах сел и городков, а то и прямо в чистом поле делались для них загоны из колючей проволоки с наспех сбитыми из горбылей вышками для часовых. Предприимчивые коменданты из младших полевых командиров до прибытия охранных батальонов СС вели бессовестную продажу истощенных красноармейцев местным бабам – за яйца, молоко, мясо, обручальные кольца. Офицеры и фельдфебели, знавшие русский язык, из абвера откомандировывались во фронтовые подразделения и служили переводчиками на допросах военнопленных, Юстина же как специалиста более высокой квалификации пока не трогали. Пикенброк просто-напросто не знал, где его использовать в данный момент. В редакции журнала ему тоже не находилось дела. Все ждали скорого краха России. Юстин решил воспользоваться этим неопределенным временем и попросил отпуск. Беербаум, теперь его прямой начальник, возражать не стал. На дачу тестя в Шварцвальде ехать не хотелось. Юстин достал карту, нашел первую альпийскую деревушку.
– Тебе нравится название Бишофсгейм? – спросил он Линду. Она была на пятом месяце беременности, усердно готовилась к материнским обязанностям, заготовляя колготки, распашонки и пеленки для будущего ребенка, проходя предродовую подготовку в институте акушерства. Менялся и ее характер. Исчезла вздорность, прежняя работа потеряла для нее свою привлекательность. Она все больше и больше привязывалась к Юстину, с тайной радостью признавая зависимость от него.
Упаковали чемоданы. Юстин умышленно не взял ни пишущей машинки, ни книг. Он мечтал о бездумном глубоком покое. Запасся бензином, использовав все талоны вперед, загрузил канистрами багажник, сам придирчиво осмотрел мотор, поскольку механика, к которому привык обращаться, призвали в армию.
На рассвете теплого августовского дня они выехали на Мюнхенский автобан. По обе стороны дороги неслись ряды вязов и кленов, мелькали яркие дорожные знаки, домики с крутыми черепичными крышами и крашеными стенами. Гладкий, без щербин и трещин, бетон летел под колеса, вызывая легкое усыпляющее покачивание. Ровную песню пел двигатель, стрелка спидометра покачивалась у цифры «100». За проволочной сеткой паслись коровы и козы. Крестьяне махали косами, оставляя позади волнистые ряды валков. Безмятежная мирная жизнь… Какой-то далекой, на грани неприятного сна, показалась война. Не верилось, что где-то льется кровь, корчатся от боли солдаты, рвутся ушные перепонки при страшных взрывах, саднит в горле от резкого запаха сгоревшего тола.
К вечеру доехали до Галле, переночевали в отеле «Зюйд» и с рассветом поехали дальше. Вдали показались синеватые горы. Широкая лента дороги заныряла по холмам, точно по волнам. Линда почувствовала тошноту, попросила ехать медленней. Неожиданно на дороге вырос военный регулировщик. Жезлом он приказал прижаться к обочине. Из-за поворота вылетел кугельваген с автоматчиками, за ним бронетранспортер с зачехленным бортовым пулеметом, далее потянулись семитонные «бюссинги», набитые альпийскими стрелками в пятнистых стальных шлемах, полевой форме, винтовками в руках. По номерам на машинах Юстин определил, что пехотная колонна принадлежала VIII баварскому округу. Ее направляли на фронт.
Часа через два он свернул с автобана на более узкую двухрядную дорогу, но тоже без выбоин и трещин в асфальте. Арочные мостики пересекали пенные речки, которые скатывались с гор. Миновав темный буковый лес, «опель» въехал в Бишофсгейм. Через несколько сложенных из дикого камня домов открылась небольшая площадь, ее окружили кирха, магазинчики, двухэтажный особняк с балконом, в котором, судя по флагу на цоколе, проживал дорффюрер. Юстин подошел к калитке из проволочной сетки, нажал на кнопку звонка. На балконе появился господин с лицом, сплошь усыпанным веснушками.
– Вы дорффюрер? – спросил Юстин.
Господин пожал плечами, как бы не поняв вопроса.
– Мне нужно поговорить с вами.
Господин продолжал молчать.
Юстин с деланой сердитостью толкнул калитку. Она открылась. Господин проворно скатился вниз, почуяв в приезжем значительное лицо. Ткнувшись взглядом в служебную карточку, он поднял глаза на Юстина, захлопав прямыми, как у поросенка, ресницами. Надо полагать, наслышавшись об абвере больше, чем о гестапо, а теперь воочию увидев его сотрудника, он вообще лишился дара речи.
