– Андрей Григорьевич, – громко и недовольно произнес он. – Наши тральные инженера не хотят возиться с противотанковыми рвами и болотами на участке 167-й. Говорят, тралы не пройдут… Что скажет командующий?… Хорошо, подожду.
«Рыбалко меня помнит! Должен заступиться!» – мысленно возликовал Павел. С Рыбалко он встречался в Москве перед боями на Курской дуге. При формировании армии в мае 43-го и своем назначении на пост командующего генерал еще тогда хотел переманить Павла с тральщиками к себе. Минут через пять коротко гуднул зуммер, Черкунов поднял трубку:
– Слушаю… Здесь… Есть передать трубку…
– Клевцов? – Павел узнал голос командующего, обрадованно проговорил: – Здравия желаю, Павел Семенович.
– Чего не хочешь вправо стронуться трошки?
– Я объяснил…
– Ладно. Прорывайте первый эшелон одним кулаком, на минных полях работайте по обстановке, без передыху. Чуешь, Киев все-таки, ридна мати…
Обратно ехали в приподнятом настроении.
Со стороны города доносился самолетный гул. Работали бипланчики У-2, грозно именуемые ночными бомбардировщиками. Они обрабатывали немецкую передовую, не давая солдатам спокойно поспать перед боем. Небо озарялось строчками трасс и вспышками разрывов. У-2 на бреющем промахивали над траншеями, рассеивая маленькие бомбочки. Освободившись от груза, они перелетали Днепр, заправлялись и снова поднимались в воздух. Редко, но то тут, то там вспыхивал факел. Снаряд или пуля пробивали топливный бачок перед кабиной летчика, бензин окатывал машину, и пламя мгновенно сжирало перкаль, фанеру и дерево. Через секунду огненный комок валился на землю, исчезал почти без следа.
Вдруг в скачущем дымчатом следе от цветных трасс, на фоне исполосованной прожекторами облачности промчалась огромная тень. Она пронеслась так низко, что чуть не сорвала с «виллиса» лобовой козырек, обдав лица горячим воздухом. Метрах в сорока тень коснулась земли. С тугим хлопком порвалась резина амортизаторов, с гитарным звоном лопнули растяжки крыльев. Подломившись на шасси, самолет ткнулся лбом, хвост понесло вверх, но не хватило силы инерции, чтобы ему опрокинуться. В крайней точке движение фюзеляжа замедлилось. Его потянуло вниз. Как бы издав последний стон, он рухнул, подняв облако застекленевшей от холода пыли. Оторопевший Маслюков давнул тормозную педаль. Федор и Павел перемахнули через бортик, побежали к самолету. Летчика они обнаружили в задней кабине, в передней никого не было. Отстегнули привязные ремни, за ворот мехового комбинезона выволокли бесчувственное тело, удивившись необыкновенной легкости.
– Тащи в машину! – крикнул Федор, а сам кинулся к обломкам, полагая, что второго летчика при падении выбросило из кабины.
Павел положил летчика на заднее сидение, провел по лицу. Ладонь покрылась клейкой кровью. Он потянул шлем вместе с разбитыми очками, пальцы коснулись мелких кудряшек. Маслюков включил переноску, осветил лицо и с каким-то суеверным ужасом выдохнул:
– Девка! Ей-бо!
Павел разорвал индивидуальный пакет:
– Спирт есть?
– Водки немного.
Трясущейся рукой шофер подал фляжку. На лбу девушки темнела глубокая рана. Видно, она ударилась головой о приборную доску. Павел смочил водкой бинт, стал смывать кровь с лица. Девушка вздрогнула.
– Живая еще! – прошептал Маслюков, подтолкнул под голову свою шапку.
Летчица открыла глаза и тут же зажмурилась от света переноски:
– Где я?
– На этом свете, где же еще! – с радостью отозвался Маслюков.
Услышав русский говор, поняв, что осталась жива и теперь у своих она обхватила рукой морщинистую шею Маслюкова, уткнулась лицом в его плечо и громко, как девчонка, зарыдала.
– Ну, будет, будет, – смущенно забормотал шофер, гладя черными пальцами кудрявую головку.
Вернувшийся Федор удивился не меньше Маслюкова. Но его реакция была другой. Санитарок и медсестер видел, насмотрелся на связисток и женщин из банно-прачечных рот, краем уха слышал о женских авиаполках, а сейчас обозлился, вскрикнул, неизвестно к кому адресуясь:
– Этих-то зачем сюда, мать их в так перемать!
Наконец девушка успокоилась, Павел перевязал рану, Федор спросил:
– Вы летали одна? Почему не со штурманом?
– Бомб побольше брала. Да и летать туда-сюда просто…
– Просто! – передразнил Боровой. – Как подбили-то?
– Осколок, наверное, попал в магнето. Зажигание выключилось. До своих не дотянуть. Днепр широкий, а я плавать не умею. Успела развернуться на север…
– Зовут как? Откуда?
– Валя. Из Москвы.
– Твоя, Павел, землячка… Сейчас едем к нам, постараемся ваших известить.
В штабе летчицу накормили, связались по радио с ее командиром. Назавтра прилетел У-2, но ни Федор, ни Павел проститься со своей крестницей не смогли. Они уже были заняты боем.
6
После ночного заморозка плотный, как снег, туман окутал землю. Авиация подняться не смогла. Командующий фронтом Николай Федорович Ватутин, прибывший на наблюдательный пункт в район Ново-Петровец, приказал увеличить время артподготовки до 40 минут. Ровно в 8 часов орудия всех калибров начали работу.
Тральщик Борового должен был идти в уступе второй линии, за ним двигался Клевцов. Но нетерпеливый Федор вырвался вперед, и Павлу ничего не оставалось делать, как прилепиться к его хвосту. В свой экипаж он взял Демьяна и Дмитрия Устряловых, первый занял место водителя, второй – стрелка-радиста. Костя Петраков напросился в заряжающие. Конечно, рискованно такой технически подкованный экипаж собирать под одной броней. Но Павел понимал состояние ребят, рвущихся в бой. В каждом из них теплилась честолюбивая мечта отличиться. Павел надеялся действовать осторожно, идти позади рядовых машин, чтобы видеть весь ход наступления и вовремя поспевать на помощь тем, у кого случится заминка. Боровой же безрассудно устремился к первой линии, теперь волей-неволей пришлось его прикрывать.
Под дисками трала загрохотали первые мины. Туман, пыль, дым ухудшили и без того плохую видимость. Димка, рискуя поймать пулеметную очередь или гранату, открыл люк, в «форточку» потянуло гарью и холодом. У сидевшего рядом Митьки занемели левое плечо и рука.
– Закрой, застудишь! – крикнул он, хотя сам ничего не видел в узкой прорези пулеметного прицела.
Димка его не послушался, а только огрызнулся:
– Потерпишь, не на печи.
Павел двигал панораму, ловил позади и с боков мелькавшие тени тральщиков, потом установил перископ по курсу. Впереди продолжала движение машина Борового, раскачиваясь и ныряя, как мотобот в штормовом море. Подмяли первый ряд проволочных заграждений, перелезли через опустевшие окопы, въехали на холмик дзота, уже поврежденного артиллерией, – он сразу осел. Метров через двести начинался второй эшелон обороны. Только здесь Павел заметил разбитые орудия, около них валялись трупы немецких солдат.
