– Оттуда, приятель? – спросил кельнер, мотнув головой куда-то в сторону.
– А ты, я вижу, тоже уже свое получил?…
– С добавкой.
– Как так?
– Вместо ноги сделали протез, а где взять половину ягодицы?
– Без этого прожить можно, а вот без шнапса и пива… – Йошка извлек из бумажника продуктовую карточку и деньги. – Пусть побегает твой напарник. Мы же хлопнем по рюмочке за фронтовые наши дела. Я плачу.
Кельнер воровато оглянулся, понизил голос:
– С этим сейчас строго, но сообразим…
Он прохромал к стойке, что-то шепнул толстяку, тот, приподнявшись на цыпочки, посмотрел на Йошку и скрылся в подсобке.
Йошка стал разглядывать людей в пивной. Больше было стариков. Они, наверное, помнили Ноеля Хохмайстера, когда тот еще строил свой «Пилигрим». Были и малолетки непризывного возраста, которые либо заканчивали гимназию, либо числились в командах «Трудового фронта». В дальнем углу обосновалась компания вояк-отпускников в серо-голубых авиационных куртках.
Подошел кельнер с подносом, опустил на стол две литровые фаянсовые кружки крепкого портера, тарелки с зельцем и темную бутылку с наклейкой рейнвейна. Рюмки с ловкостью фокусника он выдернул из-под фартука, пододвинул стул и, скособочившись, сел.
– Плохо на свадьбе сидеть с невестой, – хохотнул Йошка.
– У меня уже двое малышей. Ханна сразу наградила двойней, – похвастался кельнер, оживившись перед выпивкой.
В бутылке оказался настоящий шнапс. Выпили за жизнь, за конец войны, за Ханну, за маленьких Гансика и Йоста… Скоро Йошка узнал о кельнере все: и что зовут его Хуго, и что получает он пенсию по ранению, но в нынешние времена приходится подрабатывать, так как толстяк за стойкой, чтоб у него лопнули потроха, его тесть и жмот, и о том, где начал войну и где кончил – в деревне Чуриково под Малоярославцем…
– А ведь я был каменотесом! – вздохнул Хуго и потянулся к бутылке.
– Ты знаешь здесь всех выпивох?
– За исключением фронтовиков в углу, назову каждого. – От выпитого кельнер побледнел немного, но глаза оставались трезвыми.
– Не знаешь ли ты Фехнера?…
– Ахима? Как же! Будет здесь ровно в семь и выпьет не менее двух литров пива.
– У него отец… – Йошка наморщил лоб, как бы пытаясь вспомнить имя.
– Вальтер? Так он погиб под Истрой не то в ноябре, не то в декабре сорок первого…
– В ноябре. А где он служил раньше?
– Как где? В нашем восьмом Баварском округе, потом его услали в Россию и оттуда пришел «постэнгель».
[45]
Геройски погиб за великую Германию… Ну, ты знаешь такие штучки.
– Письма от товарищей Вальтера Ахим не получал?
– По-моему, нет.
– Может, не сказал?
– Ну, об этом бы знали все. Ахим не из молчунов.
– Как же так?! Мы писали Ахиму всем отделением! Вальтер погиб на наших глазах, когда мы попали под огонь «русских органов»,
[46]
– растерянно пробормотал Йошка.
– Вы небось так душещипательно описали его смерть, что цензура не выдержала слез и выбросила письмо в корзину.
– Возможно. Но мы рассказали, как было.
– Если ты хочешь увидеть Ахима, приходи в семь. Я оставлю столик.
Хуго отрезал в продовольственных карточках ровно столько талончиков, сколько стоил обед. Взял деньги за выпивку. Сдачу положил перед Йошкой.
Тут Йошка решил попросить Хуго еще об одном одолжении:
– Нет ли у тебя на примете порядочного ювелира?
– Ха! Как же! Найдешь среди этих пройдох честных людей!
– И все же придется… В России раздобыл кое-что, хочу продать.
– Сейчас колечки и камешки упали в цене. Наши ребята тащат их со всех концов мира, – не то с осуждением, не то с завистью проговорил Хуго. – Запиши адрес одного кровососа. Его зовут Карл Зейштейн.
Йошка на пачке сигарет записал улицу и дом, где жил ювелир, и распрощался с кельнером.
Чтобы скоротать время до вечера, он поехал в городской парк, сел под тень распустившейся липы. Из аллейки выпорхнула похожая на птичку старушка с букетом подснежников и прощебетала фразу, которая примерно звучала так: «Ну а что же мы купим сегодня?» Йошка развел руками – до цветов ли бедному отпускнику?!
На самом же деле его тревожил Павел: не заподозрила ли полиция что-либо в документах? Если возникнет опасность, нужно немедленно скрыться. Где? Франтишку привлекать к этому делу опасно, да и просто-напросто она не сможет обеспечить жилье. Хуго не приютит, знакомство с ним пока шапочное. Видимо, придется сразу же уезжать в Мюнхен. Город большой, легче затеряться. На первых порах можно пристроиться к почтовой начальнице, выждать, сменить документы, но в любом случае вернуться в Розенхейм и попытаться отыскать пути к этому «фаусту».
Незаметно наступил вечер. В восьмом часу он вернулся в «Альтказе». Распахнув дверь, сразу же увидел узкогрудого молодого человека, о котором Березенко сообщил через мать подпольщикам Киева, те передали сведения Центру. Несмотря на духоту в погребке, Ахим Фехнер был в потертом твидовом пиджаке и вигоневой фуфайке. Судя по пустым кружкам на столике, он осиливал второй литр. Не спросив разрешения, Йошка уселся напротив него. Подковылял Хуго и принес еще одну кружку.
– Вы здорово походите на нашего взводного Вальтера, – проговорил Йошка, встретившись с осоловевшим взглядом Ахима.
– Откуда вы знаете моего отца?
– Вы должны были получить от нас письмо, писали сразу после боя.
– Ничего не получал, кроме официального уведомления о смерти.
– Он погиб на моих глазах.
Ахим вцепился в рукав Йошки, закашлялся, выхватил платок, привычно прижал ко рту.
«Да у тебя, парень, туберкулез, и долго, видать, не протянешь», – подумал Йошка.
По желтому лицу Фехнера пошли красные пятна, на бледной, тонкой шее напряглись вены. С трудом подавив кашель, Ахим сказал:
– Не надо рассказывать. Отца все равно не воскресишь…
– И то верно. Мне вот повезло. Уволили подчистую, скоро придется искать работу.
– Теперь найти ее не проблема.
Йошка из заднего кармана брюк вытащил пачку купюр разного достоинства. Их он приготовил на непредвиденные расходы перед тем, как зайти в пивную.
– Вот что, парень. Возьми это. Купи масла, жиров… Ты должен поправиться.
Глаза Фехнера подозрительно заблестели.
