Возвращаясь домой, Йошка столкнулся у калитки с фрау Штефи. Обычно он оказывал женщине кое-какие услуги по хозяйству, и она относилась к нему теплей, чем к другим обитателям пансиона, за исключением, разумеется, Павла и Нины, которых боготворила. На этот раз фрау Штефи была сильно встревожена.
– Вы не знаете, что случилось с Бером? – спросила она, едва Йошка приблизился к ней.
– Нет. А что?
Йошка знал: Анатолий Фомич оставался в лаборатории, когда он с Айнбиндером уезжал с фермы.
Фрау Штефи, оглянувшись, шепнула:
– Недавно приходили люди из гестапо, перевернули у него все вверх дном. Франц и Клара пока ничего не знают. Их не было дома.
– С вами-то ничего не случилось?
– Но тут затронута честь моего заведения!
Йошка понимающе кивнул:
– Хотите совет, фрау Штефи?…
– Конечно!
– Тогда помалкивайте об этом. Вдруг он и в самом деле шпион. Он же русский!
– Но его устраивал ко мне сам Лютц! Я непременно позвоню арбайтсфюреру.
– Ручаюсь, арбайтсфюрер скажет то же самое, что и я. Благоразумней сделать вид, будто ничего не произошло.
– Нет, я обязана поставить господина Лютца в известность. – Вскинув голову и упрямо сжав губы, фрау Штефи направилась к телефону, который стоял в передней особняка.
Йошка повернул к флигелю. Нина и Павел уже знали о гестаповцах – видели их из окна. Что искали агенты в комнате Березенко? Может быть, Анатолий Фомич повел себя неосторожно? Или как-то проговорился? Или на него наплел Франц Штефи? А вдруг гестаповцы сумели проследить за ним, когда ночью он шел к ним во флигель? Но тогда заодно они устроили бы обыск и у них…
– В любом случае Нина должна уезжать сегодня, – проговорил Павел. – А ты, Йошка, постарайся узнать, чем окончится разговор фрау Штефи с Лютцем. Потом оставь деньги для Ахима Фехнера и проводи Нину.
Йошка подошел к «опелю», стал неторопливо протирать капот. «Надо разжиться горючим», – подумал он. На колонках топливо выдавали по талонам, но иногда удавалось раздобыть бензин без них, заплатив втридорога. Как ни преследовалась такая спекуляция, а война и немцев научила приворовывать у рейха кто что может.
Показалась фрау Штефи. Весь ее вид выдавал состояние крайнего возмущения.
– Какой нахал! – всплеснула она руками. – «Не вмешивайтесь не в свое дело…» Как же не вмешиваться, если люди из тайной полиции творят безобразия в моем собственном доме?!
– А что я говорил? – Йошка вытер руки паклей, залез в кабину, вставил ключ в замок зажигания.
«Обыск подстроил Лютц. Но с какой целью?» – решил Йошка.
В галантерейном магазинчике он купил новый бумажник, вложил в него деньги, завернул в клеенку. Рабочий день еще не кончился. Машин на шоссе было мало. Когда-то два промышленных города-гиганта – Мюнхен и Аугсбург – связывала булыжная дорога. Потом автобан покрыли гудроном, расширили полотно вдвое, обсадили буковыми деревьями вперемежку с яблонями, поставили четкие указатели поворотов и километровые столбы.
То включая, то выключая зажигание, Йошка подъехал к столбу с отметкой пятого километра. Со стороны могло показаться, что забарахлил мотор. Остановился, поднял левую крышку капота, сделал вид, что копается в моторе, и огляделся. Убедившись, что опасности нет, он опустился на корточки возле столба, тщательно засыпал сверток прошлогодним сором, еще раз осмотрелся и неторопливо направился к машине.
На обратный путь времени оставалось мало. Нина с вещами уже ждала его. Она увозила непроявленные микропленки, упакованные в тюбики от крема. В Дрездене она сойдет с экспресса, на привокзальной почте оставит письмо Павлу с известием, где ее искать. Воспользуется другим паспортом – на имя Кристины Рангель.
Заказанный заранее билет в вагон первого класса Нина взяла у помощника дежурного по вокзалу. Уже выходя на перрон, Йошка увидел Айнбиндера с букетом парниковых астр. Он вручил Нине цветы. Йошку как бы не заметил, однако обратил внимание на упакованный в бархат метровый предмет, очевидно ту самую шашку для графа Зеннекампа. Йошка сложил вещи в купе и стоял в сторонке, пока капитан рассыпался в любезностях. Как женщина, привыкшая к мужскому вниманию, Нина снисходительно улыбалась.
Зазвенел станционный колокол. Холодным кивком Нина простилась с денщиком, поднялась в тамбур вагона.
– Надеюсь, скоро увидимся, тогда найдем время поболтать, – сказала она Айнбиндеру.
Паровоз протяжно загудел, экспресс стал набирать ход. Нина помахала рукой в белой перчатке.
Вилли приказал отвезти его к своей подружке Антье.
…В вечерние часы в предвкушении сытного ужина и непременной кружки пива служащие бензоколонок становились добрее. Около одной из них Йошка заметил проворного малого с черной повязкой на глазу.
– Залей по горлышко, – сказал Йошка, не вылезая из кабины.
– Талоны!
– Плачу по таксе.
Парень, скособочив голову, как все одноглазые, огляделся – нет ли поблизости полицейских – и сунул шланг в бензобак.
Глава шестая
Точка опоры для своей Веры
Весна и лето 1943 года
И покуда не поймешь —
Смерть для жизни новой,
Хмурым гостем ты живешь
На земле суровой.
Иоганн Вольфанг Гёте
1
– …Это все, что я сумел для вас сделать. Вы различаете крупные предметы, узнаете людей, если они близко от вас. Но читать вы не сможете. Никогда не снимайте очков. Темно-зеленые стекла будут предохранять от разрушения пораженную огнем сетчатку…
Доктор Бове не преувеличивал и не преуменьшал всей трагичности положения Маркуса. За восемь месяцев лечения он успел подружиться со своим пациентом, убедился в силе духа бывшего олимпийского чемпиона.
– У меня нет надежды? – все же спросил Маркус.
– Я не знаю среди современных окулистов светила, который бы вернул вам прежнее зрение, – ответил старый врач. – Попробуйте переменить профессию, избавьтесь от ненужных и опасных для ваших глаз волнений.
– Я умею лишь делать оружие…
– Неужели вы не испытывали… – старик поискал слова помягче, но не нашел, – угрызений совести, не задумывались о противоестественности сочетания таких, например, слов, как «красавец-бомбовоз» или «красавица-пушка»?
– Меня увлекал процесс творчества, радовал положительный результат… Мы воюем, гонимые собственными привычками. Фрейд заглянул в подсознание и увидел там массу мерзостей – желание смерти, стремление сына убить отца и другие инстинкты ненависти. Агрессивность в человеке, по-моему, неистребима. Устранить войну Фрейд хотел с помощью военно-технического прогресса и хорошо обоснованного страха перед всеобщим уничтожением.
