За день до отъезда из Усть-Цыльмы остриженный под машинку Бабиков сидел в кабинете райвоенкома, и старший политрук, именем и словом своим поручившийся перед партией за Макара Бабикова, уже не как официальное лицо — как старший товарищ с младшим — беседовал с призывником о разных делах и событиях, волновавших в те годы миллионы людей. Шел разговор о Хасане, Халхин-Голе, о грядущей решающей схватке с фашизмом и главным образом о том священном долге перед Родиной, который для каждого гражданина Страны Советов, а для коммуниста в первую очередь превыше всего.
Допризывники ехали к месту службы по Печоре, потом морем до Архангельска, где в порту их ждали командиры из различных родов войск.
К строю, на левом фланге которого стоял Макар, направился морской офицер, и лица будущих моряков посветлели. Назначили еще один строгий медицинский осмотр, а после него мандатная комиссия занялась распределением пополнения в разные учебные подразделения. Пока Макар гадал, кем он будет — комендором, сигнальщиком или рулевым, — его определили в Объединенную школу, в учебную роту будущих писарей, во взвод, которым тогда командовал нынешний наш старшина отряда Григорий Чекмачев.
Началась война, Чекмачева перевели в отряд морских разведчиков, а писарь из дивизиона береговой обороны, старшина первой статьи Макар Бабиков еще целый год хлопотал и писал рапорты о направлении в наш отряд. Наконец, его просьбу удовлетворили.
И вот новичок переступил порог двухэтажного дома, где мы размещались, и увидел тех, с кем ему так хотелось разделить трудную и заманчивую судьбу разведчика.
Как его здесь примут? Как встретят?
2
Низкорослый и худощавый, светловолосый и сероглазый, с умным, иногда каким-то пронизывающим взглядом, Макар Бабиков сразу обратил на себя наше внимание, хотя в разговор не вступал и только пытливо, настороженно присматривался к окружающей обстановке. Старшина второй статьи Иван Поляков отметил появление Бабикова язвительной шуткой:
— Полундра! Писарь в разведку пришел… Смерть егерям!
Сказал, даже не взглянув на Бабикова, и, презрительно поводя широкими плечами, вышел из кубрика.
Бабиков не смутился. Только метнул острый взгляд в спину уходящему Полякову и медленно обвел нас недоуменным взглядом. Всем стало неловко от выходки Полякова. Но тут нас выручил и рассмешил Павел Барышев.
— А ты на эту балаболку Полякова не обращай внимания, — приветливо обратился он к новичку. — Мы с тобою, правда, ростом не вымахали, так ведь малый топор большое дерево рубит! В писарях служил — эка важность! Вот Семен Агафонов — тот коком был. И что же? Пошел в разведку кок и двух «языков» приволок. Так что ты не обижайся…
— Да я и не обижаюсь…
— Вот и хорошо! — обрадовался Барышев. — А вот был у нас такой Коликов…
Взрыв смеха оборвал словоохотливого рассказчика, и тут Бабиков смутился. Он не знал, что Паша сел на своего «конька» и начнет теперь расписывать, как в майском рейде таскал на спине «чемпиона» Коликова. Приходу Бабикова Павел был рад главным образом потому, что новичок оказался такого же, как и он, роста и, возможно, сменит его на левом фланге. Барышев даже примерился к новичку и крякнул с досады: Бабиков был чуть-чуть выше его.
Кто-кто, а разведчики умели ценить бойца не по внешнему виду. Мы знали, что Иван Лысенко, Алексей Радышевцев и другие сильные и рослые воины спортсмены выходили победителями в единоборстве с врагом, что атлет Владимир Лянде без оружия отважился на рукопашную схватку с вооруженным егерем. Но мы знали и многое другое. Бывший кок подводник Семен Агафонов, коренастый, низкорослый, с виду увалень, дрался бесстрашно, с неистощимой энергией и упоением и в то же время с таким мастерским расчетом, что все считали его самым лучшим разведчиком отряда.
А Павел Барышев? А маленький, кудрявый Зиновий Рыжечкин, «наш Рыжик», который ростом был на целую голову ниже иного егеря-альпийца, а ловким ударом сшибал с ног такого егеря и обезоруживал его? А комсорг отряда малоросток Саша Манин, от которого, когда мы бывали в базе, корреспонденты никак не могли вытянуть нескольких слов о тех боевых эпизодах, героем которых он был? Саша буквально преображался в бою, сражался умело и весело, личным примером и шуткой подбадривая товарищей.
Нет, мы не торопились судить о новом разведчике по каким-то внешним признакам или анкетным данным. Пусть писарем, но Макар Бабиков уже служил на флоте, а вот комсомолец Борис Абрамов армейскую службу вовсе не знал, и, вероятно, никто из нас не предполагал, что в паре с Семеном Флоринским Борис скоро станет отличным пулеметчиком. Флоринский сам выбрал Абрамова в напарники, привил ему любовь к оружию, сильно переживал, когда его дружок не получал писем из блокированного Ленинграда, и помогал ему в первых боевых походах.
Глядя на них, я вспоминал, кем был для меня сержант Василий Кашутин, член бюро партийной организации нашего отряда. Его советы — не назидательные, а товарищеские, его помощь — не показная, а как будто случайная оказали мне большую поддержку. Потом это «шефство» прекратилось незаметно, как незаметно оно и возникло. А дружба осталась и крепла с каждым боем.
Я никогда не забуду, как в одну из особенно холодных ночей мы лежали с Васей в ложбинке на высоте 415. Прижимаясь друг к другу «валетом», чтобы можно было под меховую куртку товарища спрятать коченеющие ноги, в короткий час отдыха после боя, когда внизу, обложив нашу высоту, егеря ждали рассвета для новых атак, мы полушепотом беседовали о самом сокровенном, самом интимном, делились тем, что каждый считал своей личной, бережно оберегаемой тайной. Потом, уже благополучно вернувшись в базу, я поразился тому удивительному чувству, иногда ложно принимаемому за человеческую слабость, которое в трудную минуту легко открывает душу товарищу. Об этом не жалеешь, если дружба крепка, бескорыстна и проверена в таком суровом испытании, как бой в тылу врага.
Так учила нас сама жизнь. Она наглядно доказывала великую силу личного примера бывалого разведчика для новичка.
Мы еще ничего не знали о Бабикове, а он уже, оказывается, знаком с боевой историей отряда, с его героями, хранил все вырезки из газет, где писали о наших рейдах, и втайне мечтал стать таким же отважным и умелым следопытом, как Мотовилин, Радышевцев, Кашутин. Если бы злую шутку о грозном писаре, подавшемся в разведку, высказал один из тех, кто был образцом для новичка, то как это несправедливо и жестоко обидело бы Макара Бабикова!
Но этого не было. Было другое…
3
Мы готовились к глубокому рейду в тыл врага.
Избегая стычек с неприятелем, наш отряд должен будет незаметно проникнуть к важным объектам его обороны, разведать их и вернуться в базу. А пока решили провести большой учебный поход, максимально приближенный к боевой обстановке. Для новичков такой поход — первая проверка их сил. Вдали от базы молодые следопыты постепенно освоятся с новыми условиями, ближе познакомятся с бывалыми разведчиками, короче говоря — на людей посмотрят и себя покажут.
