— Сегодня рождество. Ты, Семен, любишь ходить в гости. А вот рады ли будут в этом норвежском доме таким гостям, как мы? Узнай-ка.
— Это можно…
Агафонов направился к дому, мы — за ним.
Открыв первую, наружную дверь, Семен постучал кулаком в другую, обитую войлоком, которая вела в комнаты. Никто не ответил.
Мы прислушались. За дверью раздавался нестройный хор голосов, кто-то надрывно кричал или пел.
— Ага?! — Агафонов присел от удивления. — Это они нас приглашают… Честное слово, приглашают! Уже сердятся, что мы опаздываем к рождественскому ужину.
— Действуй, Семен!
Агафонов налег плечом на дверь, и она со скрипом подалась.
Окутанные клубами пара, мы ввалились в дом.
В большой, хорошо обставленной комнате было светло, уютно и тепло. За сервированным столом, дирижируя бутылками, горланила пьяная компания егерей. В углу мерцала разноцветными лампочками нарядно украшенная елка. Рядом с ней стоял высокий, худой старик норвежец, должно быть, хозяин дома.
Мы были одеты в белые маскировочные халаты и обсыпаны с головы до ног снегом. Мы совсем не напоминали тех, кого имел в виду хозяин дома, когда крикнул:
— Сурте дьяволе!
Что за черт! Эти слова точно столбняком поразили гостей. Трое уронили бутылки и подняли руки. Трое стали приседать, видимо, намереваясь спрятаться под стол, но наведенные автоматы привели их в чувство.
— Хох! Хох! Давай, егерь, вылезай по одному! — командовал Агафонов. Тащи, Фатькин, веревку…
Егерей обезоружили, связали им руки одной веревкой, а хозяин дома, который при этом не выказывал никакой робости, пригласил нас к столу.
Но что за магические два слова произнес старик при нашем появлении? Почему возглас хозяина дома заставил егерей еще до нашей команды поднять руки?
«Сурте дьяволе» по-норвежски означаем — черные дьяволы. Впервые жители Варангера узнали о моряках — «черных дьяволах» после боя на Могильном. Кто-то из раненых егерей, лечившихся в госпитале на полуострове Варангер, рассказал сиделке о группе советских моряков, которая проникла на мыс Могильный и была там окружена двойным кольцом. Егеря были уверены, что моряков истребят или возьмут в плен. Но они целый день вели бой, а когда пришла ночь — исчезли. Растворились в темноте, не оставив никакого следа.
Спустя некоторое время была разгромлена колонна на дороге Варде — Вадсе, и немцам не удалось установить, кто это сделал. Тут уж норвежцы сами стали распространять слух, что это действует группа русских «сурте дьяволе», исчезнувшая с мыса Могильного.
Егерей эти слухи раздражали и пугали.
Нам нельзя долго задерживаться, но хозяин решил опровергнуть мнение о том, что северные норвежцы — молчаливые, замкнутые люди, и стал нам рассказывать то, что представляет для разведчика некоторый интерес.
Слышали ли мы о легендарном Ларсене? О неуловимом Ларсене, вожаке норвежского отряда народного сопротивления? Не может быть, чтобы по ту сторону фронта не знали о знаменитом Ларсене с полуострова Варангер! Нет, сам хозяин с Ларсеном, конечно, не знаком — не удостоился такой чести. Но любой норвежец вам расскажет, как даже в штормовые ночи Ларсен поднимает парус на своем боте и уходит в море. Он вооружен только автоматом, пистолетом и гранатами. Гитлеровцы не могут поймать его и не знают, где находятся бойцы его отряда. А Ларсен знает все тропинки в горах и все ручейки, которые впадают в фьорды. Гитлеровцы говорят, что он заодно с русскими, и поэтому тоже прозвали его черным дьяволом. Так что пусть русские не обижаются за эти слова. Везде, где есть дом рыбака, — а на побережье Варангера все рыбаки, — найдутся друзья Ларсена, друзья «сурте дьяволе».
— Тогда, может быть, друг Ларсена поможет «сурте дьяволе» выйти к морю, к ближнему причалу?
Старик пристально посмотрел на меня, немного помедлил и громко крикнул по-норвежски. Из соседней комнаты вышел средних лет мужчина, такой же высокий и узколицый, как старик.
— Это мой сын и мой гость. Он прятался в погребе. Он вас проводит.
Мы заметили, с какой ненавистью смотрят пленные на хозяина и особенно на его гостя. Старик с тревогой взглянул на сына, но тот был совершенно спокоен.
— Не волнуйтесь! — сказал я старику. — Если по дороге к морю с нами что-нибудь случится, то эти «языки», — я показал на пленных, — уже никогда не заговорят.
— Я вам верю. Сына высадите у загиба мыса Кальнесс. Там его друг живет.
Мы предложили старику шоколад, консервы, галеты, но он наотрез отказался что-нибудь взять. По дороге к причалу он сказал:
— Когда вернусь домой, то устрою погром. Я ничего не пожалею, даже то, что долгим трудом нажито. Скажу немцам, что ночью в дом нагрянули черные дьяволы и разорили мое хозяйство. Счастливой вам дороги!
…Катер Шабалина курсировал у мыса Кальнесс и сразу заметил наш сигнал. Александр Осипович признался, что и его, наконец, встревожило наше долгое отсутствие. Тем радостней была встреча.
В трюме катера вытрезвлялись шестеро гитлеровских офицеров военно-воздушных сил, которые, оказывается, вечером еще были в Киркенесе, ночью загуляли в Кальнессе, а утро встретят в нашей базе.
Вскоре мы узнали, что доставили штабу очень ценных, настоящих заполярных «языков». Они дали исчерпывающие сведения о дислокации противника и, кстати, сообщили о бое нашей подводной лодки у горловины Босс-фьорда.
Но сведения «языков» нуждаются в проверке, в подтверждении. И мы стали готовиться к новому, еще более ответственному походу.
* * *
В северной части полуострова Варангер есть небольшой фьорд Маккаурсан.
Если бы удалось проникнуть в этот фьорд, высадиться на берег и пойти строго на север, к выступу мыса, то мы оказались бы в тылу вражеской батареи, охраняющей вход в большой залив Босс-фьорд.
Что находится в глубине Босс-фьорда?
Это пока остается тайной. Есть все основания думать, что там базируются торпедные катера неприятеля. Горловина Босс-фьорда напоминает пасть зверя. Глаза зверя — его маяки, орудия на мысе — зубы зверя. Вот почему нас пока привлекал только маленький заливчик Маккаурсан.
Мы выступили 22 февраля, в ночь на воскресенье. Завтра наша армия, авиация, флот будут праздновать двадцать шестую годовщину славных Вооруженных Сил. Шабалину и мне, катерникам и разведчикам, хочется в канун праздника порадовать Родину боевыми успехами.
Случилось так, что к Маккаурсан фьорду нам не удалось подойти. Замигали огни постов наблюдений, оттуда запросили сигналы, и Шабалин повел катер курсом норд-ост. Уходим мористее, меняем направление, и вот, разрезая волны, катер идет к далекому незнакомому норвежскому берегу.
Разведчики отдыхают в кубрике. Я и Шабалин на ходовом мостике напряжено всматриваемся в темень полярной ночи. Наконец, смутно забелел ледяной припай у берега, обозначились очертания гранитных скал, покрытых на склонах льдом, и вдруг блеснули два огонька — маяки мысов.
