Сохраняйте спокойствие! Защищайте вашу собственность. Противодействуйте разрушению вашего хозяйства и ваших предприятий большевистскими бандами.
Не позволяйте угонять ваш скот. Препятствуйте преступному уничтожению и сожжению ваших зернохранилищ и продовольственных складов, ибо разрушения, производимые красными, наносят ущерб не Германской Армии, а исключительно вам.
Будьте наготове!
Мы наступаем и несем вам свободу и лучшую жизнь, достойную вас, свободолюбивые кавказцы!
Долой большевистских угнетателей!
Да здравствует свободный КАВКАЗ!»
«Удостоверение
Предъявитель сего горец-националист (фамилия) является сотрудником германской армии, ведущей кровавую победоносную войну с врагами всех горцев и всего человечества — с большевиками. Долг каждого кавказца оказывать ему приют и помощь. Кто осмелится ему помешать в его деле, будет рассматриваться германским командованием как изменник и предатель».
Бумажки мы оставили себе, а оружие «передали в дар» подъехавшим красноармейцам. Ну, как передали — талантливо разыграли сцену скоротечного боя. Мол, не повезло — отобрали посылочку плохие дяденьки из НКВД. Но конечно, в абвер фрицы об этом не сообщили, наоборот, бодро отрапортовали: «Все оружие раздали. Но к нам постоянно присоединяются новые джигиты. Шлите побольше! Пламя восстания разгорается!»
Победные реляции в таком духе Пауль слал почти до ноябрьских праздников.
Рассказывает рядовой Гроне:
— Кстати, со вторым транспортным самолетом помимо оружия германское командование прислало железные кресты всем членам отряда.
«Сбылась мечта идиота» — грустно верчу в руках потерявший для меня притягательную силу угловатый кусочек металла. Теперь для меня это не более чем Blech — «жестянка». Зато Серега необычайно весел. Его ведь тоже наградили железным крестом, правда, как талантливого исполнителя роли эсэсовца Хайнца.
— Вот уж не думал не гадал получить нацистскую награду! — ржет мой русский приятель. — Как там у вас надо говорить, когда на грудь вешают эту железяку? У нас говорят: «Служу народу, старшине и пом-комвзводу».
Знаю, что он шутит, поэтому отвечаю в тон:
— Хальб Литтер! Пол-литра! Так мы говорили, когда было неохота настоящее «Хайль Гитлер» орать. По созвучию похоже, сразу не отличишь.
— Хальб Литтер! Наливай! — гаркнул Сергей во всю свою луженую глотку.
Обмывали награды все вместе, по русскому обычаю.
У нас хватило юмора сложить их все в одну жестяную кружку и залить русской водкой. Так и пошла кружечка по кругу, а на дне позвякивали пять железных крестов 2-й степени: мне, Гюнтеру, Алексу, Крису, Сереге в роли Хайнца и один первой степени для «оберштурмфюрера» Петрова.
Рассказывает старшина Нестеренко:
— «Есть парочка принципов ведения психологической войны, — говаривал полковник Лагодинский. — Один из них — разделяй и властвуй, а второй — вовремя сыпь соль на свежую рану». В те времена еще не было понятия «технологии черного пиара», но наш чекист занимался именно этим.
Чтобы подорвать доверие соратников к Шерипову, было принято решение скомпрометировать его. Нескольким арестованным участникам его организации намекнули, что Майрбек сам сдал их в НКВД, не желая делиться властью. Бандиты всегда готовы перегрызться между собой, поэтому Байсаев и Хамзатов проглотили наживку и на свидании в тюрьме рассказали о виновнике своего ареста женам. Ну а дальше в дело вступил «бабий телеграф». Вскоре уже каждая собака в горном ауле знала о том, что Майрбеку опасно доверять. Как результат: местное население, опасаясь предательства, начало отдаляться от Шерипова и отказывать его людям в помощи и укрытии. Что и требовалось Лагодинскому!
Именно Лев Давидович сфабриковал ложное письмо Терлоева к «представителю германского командования» Осману, а один из наших по-дружески показал его шейху. В фальшивом письме «Терлоев», не стесняясь в выражениях, порочил своего сообщника перед абвером, называя его потерявшим зубы старым шакалом, и намекал, что пользы от него повстанческому движению никакой. Старый борец с Советской властью чуть не схватил инфаркт, читая этот пасквиль. Отныне он ездил по аулам и именем Аллаха проклинал безбожника Хасана и всех его сторонников. Насчет прославления главного немецкого эфенди Гитлера-паши он тоже заткнулся. По всей видимости, разочарованный провалом гитлеровского наступления на Кавказе святоша теперь решил ставить на другую лошадку и даже начал отнекиваться от своих связей с абвером. Старый шейх был сильно напуган арестом многих своих сторонников и пожелал спокойно дожить свой век, чтобы умереть в собственной постели, а не в камере НКВД. Окольными путями он даже попытался связаться с руководством республиканского НКВД и выторговать себе некоторые льготы при условии, что он сдаст адреса тех местных жителей, кто сотрудничает с Терлоевым и Шериповым.
Однажды Лагодинский признался, что одним из его любимых исторических персонажей был Игнатий Лойола, основатель ордена иезуитов. Полковника приводили в восхищение методы и результаты работы монахов ордена — истинных рыцарей плаща и кинжала. И мы замечали, что он творчески использует их опыт!
Так, Лагодинский умудрился в октябре 1942 года «убрать» командира банды Расула Сахабова руками его кровника Рамазана Магомадова. Полковник поступил по сценарию, уже успешно отработанному в случае с убийством Шмеккера членами его команды. В случае успешного устранения бандитского главаря Магомадову было обещано прощение его антисоветской деятельности. Братья Магомадовы окружили дом, где находился Сахабов, и расстреляли его из автоматов.
Рассказывает рядовой Гроне:
— В двадцатых числах ноября майор Петров сообщил нам об окружении 6-й армии под Сталинградом. Сказать, что мы сильно расстроились? Кто как: мы с Крисом просто не верили, что русские смогут удержать в кольце такую огромную и сильную группировку. Это ведь считалась лучшая, элитная армия вермахта. Сам Гитлер сказал, что смог бы штурмовать с ней небо. А ведь если задуматься, несколько двусмысленные слова. Ну, в плане того, что через пару месяцев после окружения эта армия действительно почти в полном составе попала на небо. В смысле души их вознеслись после смерти. Но пока мы уверены, что они вырвутся из смертельного кольца.
Только Гюнтер настроен менее оптимистично. Скажем так, от тех изощренных ругательств, которые он посылает в адрес фюрера, покраснел бы любой гамбургский извозчик. Петров сначала просто с восторгом слушал, потом стал записывать некоторые фразы в блокнотик.
— Надо же, — говорил он. — Я и не подозревал, что в немецком языке существуют такие яркие и точные выражения!
— Это еще что, — шепотом говорит ему Серега. — Послушать бы, как он будет материться, когда русские возьмут Берлин!
Энкавэдэшные мозги капитана Чермоева действуют несколько в ином направлении.
