— Говори по-немецки и тихо, — шепчет она мне и кивает на охранника, — этот балбес вряд ли поймет нас.
— Что с тобой случилось? — шепчу я в ответ.
— Через час после вашего ухода появились шестеро из того десанта. Сначала мы радостно поприветствовали друг друга, но потом они заподозрили, что Славик не тот, за кого себя выдает. Нас схватили, связали, притащили сюда, его допрашивали эсэсманы, а меня один из горцев.
То, как она описывала допрос бедного Славика, привело меня в настоящий шок!
— Лайсат, неужели они делали это?! Этого не может быть, я не верю! — мое сердце отказывалось верить услышанному, но я внезапно вспомнил про Менцеля.
— А ты думал, все, что пишут в газетах про зверства фашистов, красная пропаганда? Почти то же самое они сделали летом 1941-го с красноармейцем Гофманом, а ведь он был из поволжских немцев. Не надейся, что вас пощадят как перебежчиков. Я уже вижу, как по-родственному отметелили тебя соотечественнички.
Ясно, Лайсат боится, что я перейду обратно к немцам.
А хочу ли я сам вернуться назад, сбежать из плена и вновь воевать на стороне нацистов? Даже если не брать в расчет неизбежные при таком возвращении разборки с контрразведкой, даже если предположить, что нас с распростертыми объятиями примут назад, — все равно не хочу! Я многое понял здесь, в плену, мои взгляды изменились. Конечно, я не стал коммунистом, но я стал совершенно иначе смотреть на нацистов и их цели в этой войне. Я не могу вернуться к ним, не могу опять стать одним из них, как змея не может вновь натянуть сброшенную кожу. Я стал другим, поэтому отрицательно качаю головой.
— Лайсат, я прекрасно знаю, что обратной дороги У меня нет. Неужели ты думаешь, что я стану унижаться и просить у них пощады? Но у меня есть план.
— У меня тоже, — даже в темноте я чувствую, как чеченка улыбается. — Я ведь местная, облазила эти горы еще в детстве, залезала с друзьями и в эту пещеру, поэтому знаю, что здесь есть второй выход. Правда, это всего лишь узкий и низкий лаз, горизонтальная щель под скалой, но надеюсь, ты тоже пролезешь.
— Отлично, — отвечаю я. — Попозже постарайся зубами незаметно расслабить веревки у меня на руках.
Часам к пяти после полуночи охранник на входе начинает дремать. Лайсат, извиваясь, как червяк, подползает к моим связанным назад рукам и начинает теребить узлы веревок, но они завязаны опытными руками и поэтому поддаются с трудом, и ей лишь удается ослабить их. После часа напряженного труда девушка отваливается на спину и просит немного отдохнуть, потом обещает начать снова. Но тут просыпается охранник, мельком оглядывает нас, Слава богу, ему не приходит в голову проверить целость наших пут.
Через полчаса охрана сменяется, но через часок и сменщик начинает клевать носом. Одно плохо, уже потихоньку начинает брезжить слабенький зимний рассвет. Это затруднит побег, но выбора у нас нет — мы оба знаем, что нас все равно убьют, так уж лучше при попытке к бегству. Наконец Лайсат удается расслабить веревку настолько, что я могу с трудом вытащить правую руку; дальше дело идет уже веселее. Сам себе развязываю узлы на ногах, затем освобождаю девушку. Теперь наша задача избавиться от часового.
Чеченка начинает ворочаться, будит охранника и просит дать воды. Сочувствуя горянке, карачаевец поднимается, склоняется к ней и протягивает флягу с водой. И тут я неожиданно хватаю его за протянутую руку и, уперевшись ногой в его живот, резко перекидываю через себя. Горец с размаху врезается головой в камень у стены и наверняка ломает себе шейные позвонки. Отодвинув обмякшее тело часового и камень, о который он стукнулся, Лайсат указывает мне на еле заметный лаз. Она маленькая, худенькая и гибкая, поэтому без проблем проскальзывает в него, как ящерка. По договоренности она не ждет меня на выходе, а сразу пытается побыстрее скрыться. Потом я пытаюсь протиснуться в узкий лаз. Но я значительно крупнее девушки, шире в плечах; ноги пролезли, а верхняя часть туловища все еще в тисках. Раздирая об острые камни одежду, делаю последний рывок, бесшумно сделать это не выходит, из-под дергающихся ног с шумом осыпаются мелкие камешки, увлекая за собой вниз по склону другие, уже покрупнее.
Вот я на свободе, я вылез как бы сбоку от основного входа в пещеру; осматриваюсь: от поляны перед входом вдоль скалы идет узкая тропка, затем она спускается вниз по довольно крутому склону. Только собираюсь начать спуск, как из-за поворота тропы на шум кидаются проснувшиеся вражеские десантники. Вот черт, не повезло! Резко разворачиваюсь и бью подбежавшего ко мне горца снизу в челюсть. Неловко взмахнув руками, он падает без сознания. Второй, получив кулаком под дых, хватается за живот и, охнув, складывается пополам. Пока остальные из-за поворота тропы не могут видеть, что произошло, прыгаю вниз и, сгруппировавшись, скатываюсь вниз по крутому каменистому склону. При таком экстремальном способе спуска получаю несколько синяков, но это ерунда, главное, чтобы пули не задели. А они уже свистят над головой, сшибая кору и ветки с деревьев поблизости от меня.
— Прыгайте за ним, идиоты! — надрывает глотку Ганс Гольдвиц и буквально пинками сталкивает своих эсэсманов вниз, затем прыгает сам. Кавказцы нерешительно толпятся у края обрыва, затем тоже следуют за немцами. Растянувшись цепью, все вместе они пытаются поймать меня. Как-то не очень весело чувствовать себя в роли объекта охоты!
Я опередил их метров на пятьдесят, и если бы дело было летом и на деревьях была бы густая листва, способная укрыть меня от глаз преследователей, я бы наверняка смог оторваться от погони. Но лес стоял голый и прозрачный. Не теряя меня из вида, охотники с улюлюканьем бежали за мной, постепенно сокращая расстояние. В принципе я бегаю неплохо, но, вспомните, перед этим я был сильно избит и ослаб, а мои преследователи полны сил.
А вот это уже более чем неприятный сюрприз! Я уже догадывался по приближающемуся грохоту, что впереди река, и вот она, пожалуйста! Ревущий бурный поток, порожденный тающим ледником, стремительно несется, прокладывая себе русло между огромных валунов и истрепанных горными ветрами елей. Нельзя сказать, что речка широка, но бешеная сила бушующей воды внушает невольное опасение. Однако другого пути у меня нет! Собрав все силы, прыгаю с крутого берега, пытаясь достичь ближайшего из обкатанных водой скальных обломков, чей серый базальтовый бок округлой спиной бегемота выступает над поверхностью пенящейся воды. Хоп-ля! Удалось! Балансируя на скользкой поверхности, как эквилибрист на шаре, делаю следующий отчаянный прыжок. Преследователи палят по мне из всех стволов, их пули высекают искры из камней под моими ногами.
О черт! Очередной валун, как говорят альпинисты, оказался «живым» и предательски перевернулся у меня под ногой! Не удержав равновесия, падаю в ледяную воду, пытаюсь подняться, но неимоверная сила стремительного потока подхватывает меня и швыряет головой о следующий камень. С головой ухожу под воду, захлебываюсь, набираю полный рот воды, отплевываюсь и снова, влекомый горным потоком, боком налетаю на очередной валун. Каким бы человек ни был хорошим пловцом, но плавать здесь невозможно! Река играет моим телом, как сказочный великан, водяные струи оказываются плотными и жестокими, как мускулистые руки. Я уже почти захлебнулся, темнеет в глазах, однако осознаю, что озлобленные погоней диверсанты хотя бы перестали стрелять в меня, а просто с торжествующими воплями несутся вдоль реки. Но вот русло реки перегораживает естественным мостом упавшее толстое дерево. Из последних сил умудряюсь зацепиться за нависающий над водой сук и, как мокрая кошка, вскарабкиваюсь на ствол. Проползаю по скользкой коре несколько метров, отделяющих меня от противоположного берега, встаю на ноги и пытаюсь бежать дальше.
