Две фотографии подполковника Дадли Рэнджела Кларка, сделанные испанской полицией. Дадли Кларк, офицер из команды по дезинформации, занимающийся операцией «Хаски», был арестован в Мадриде в женской одежде. Затем ему разрешили одеться более подходящим образом и сфотографировали снова.
Соратники по разведке его довольства не разделяли. Гай Лиддел из МИ-5 заметил: «Обстоятельства его освобождения были, мягко говоря, специфическими. На нем в это время был женский наряд, включая лифчик и прочее». Это «лифчик и прочее» говорит само за себя. О чем, спрашивается, парень думал? Разведчик, если нужно, может переодеться кем угодно, но лифчик? Испанские власти, судя по всему, тоже сочли инцидент очень забавным и выпустили пропагандистскую листовку, где говорилось, что некто Рэнгал Крейкер, представившийся корреспондентом Times в Мадриде, был арестован в женском платье.
Добившись освобождения Кларка из тюрьмы, Хиллгарт раздобыл фотографии коллеги как в женской, так и в мужской одежде и с радостью послал их личному помощнику Черчилля Чарльзу Томпсону (Томми), который, в свою очередь, показал их премьер-министру. К фотоснимкам Хиллгарт присовокупил нарочито сдержанную записку: «Прилагаю некоторые фотографии мистера Дадли Рэнджела Кларка в таком виде, в каком он был арестован, и после того, как ему позволили переодеться». На снимке, сделанном «после», Кларк в более обычном для него костюме с галстуком-бабочкой. «Премьер видел», — небрежно написано поверх записки Хиллгарта. Увы, реакция Черчилля на то, что он видел, неизвестна. Весть о фотографиях распространилась по Уайтхоллу. Некоторые задавались вопросом, «в своем ли уме» этот Кларк; более сочувственное к нему объяснение заключалось в том, что «он просто-напросто из тех, что воображают себя сверх-сверхсекретными агентами». Серьезного ущерба карьере Дадли Кларка это не нанесло, но странный эпизод с переодеванием до сих пор остается необъясненным.
К весне 1943 года, после успеха североафриканской военной кампании, опасность присоединения Испании к Оси уменьшилась, и, наигравшись на протяжении трех с лишним лет с немцами в кошки-мышки, Хиллгарт был настроен перейти в контратаку. В феврале 1943 года он писал главе военно-морской разведки: «Пора перейти от защиты к нападению. Пора стать жесткими». Подводные лодки стран Оси по-прежнему пользовались испанскими водами; испанские рыболовные суда высматривали цели для этих подводных лодок; немецкие и оплачиваемые немцами диверсанты наносили ущерб британскому судоходству; испанские портовые власти передавали абверу «практически все военно-морские разведданные, какие получали». Все это были прямые нарушения Испанией ее нейтралитета. Несмотря на неоднократные возражения Великобритании, писал Хиллгарт, странам Оси «позволено без всяких или почти без всяких помех со стороны испанских властей и вопреки постоянным нашим протестам создавать и поддерживать станции слежения и оповещения в удобных точках испанского побережья». Хиллгарт особо упомянул о деятельности Луиса, старшего брата Адольфа Клауса, в Уэльве.
Решение, которое предложил Хиллгарт, было простым и драматическим: «Я нашел хорошего человека, готового в темную дождливую ночь подплыть на рыболовном судне к какому-либо из крупных немецких кораблей и прилепить магнитную мину». Стоимость операции составила бы 50 тысяч песет: 5 тысяч — задаток, остальное по завершении. Мина с часовым механизмом должна была взорваться после того, как вражеский корабль выйдет из гавани. Министерство иностранных дел, писал Хиллгарт, подключать не следует: «Все операции, осмелюсь сказать, лучше предоставить мне. Если что-либо пойдет не так, у нас есть наготове великолепный ответный довод: немецкие диверсии в Испании; кроме того, от меня всегда можно будет отмежеваться, меня можно будет официально принести в жертву. Я буду рад взять трудности на себя, и я чувствую себя сейчас настолько уверенно, что ситуация оправдывает действия подобного рода». Все, что Хиллгарту было нужно, — это кивок одобрения — и мина.
Его предложение было решительно отклонено. Если бы испанцы узнали, что британский военно-морской атташе прилепляет к кораблям магнитные мины, произошел бы такой дипломатический взрыв, что вся предыдущая полезная работа Хиллгарта, весьма вероятно, пошла бы насмарку. «Да, Вы и Ваши подчиненные показали, что вполне способны позаботиться о себе, но допустить возможность того, что „что-либо пойдет не так“, я не могу», — ответил ему коммодор Рашбрук, новый глава военно-морской разведки; он добавил, что атака на немецкие корабли в испанских водах не является «ни необходимой, ни желательной». Ким Филби, вспоминая то время, заметил, что, начнись в Испании кампания британских диверсий, там вспыхнула бы «всеобщая драка в стиле Джеймса Бонда».
Хиллгарт был глубоко разочарован: у него руки чесались хорошенько вмазать немцам, но он мало что мог. «Кавалерия святого Георгия» была распущена. Он начал скучать. И вот в тот самый момент, когда руководство отвергло диверсионный план Хиллгарта, в Мадрид вернулся Гомес-Беар со свежей новостью об операции «Фарш» и с новыми инструкциями для своего начальника: когда подводная лодка «Сераф» доставит труп на место, именно Хиллгарт должен будет координировать его прием в Испании, выяснить, где и когда его прибило к берегу и что произошло с бумагами, создавать необходимое впечатление, что выпущены из рук чрезвычайно важные секретные документы.
Писателю-маринисту Хиллгарту теперь предстояло сочинить второй акт пьесы под названием «Фарш». Роль главного героя предназначалась ему самому, роль героя второго плана — Гомес-Беару; радушный прием «гостю» в Уэльве должен был в случае удачи оказать Адольф Клаус.
А в Мадриде, в самой сердцевине немецкой разведывательной сети, находился человек, вполне пригодный на роль главного злодея спектакля.
12
Шпион, который пек пироги
Агенты и информаторы абвера в Испании действовали не поодиночке, а целыми батальонами; испанское сотрудничество с немцами было, как выразился один сотрудник МИ-5, «повсеместным». Из 391 человека, работавших в немецком посольстве в Мадриде, 220 были офицерами абвера, распределенными по отделам разведки, диверсий и контрразведки. Они руководили примерно 1500 агентами по всей Испании, многие из которых были немецкими эмигрантами. Те, в свой черед, вербовали своих собственных агентов, создавая густую и обширную сеть: «Были представлены все слои общества, от министров до безвестных буфетчиков на грузовых судах», — читаем в одном разведывательном меморандуме времен войны. «В высших кругах, несомненно, имела место подлинная идеологическая симпатия, но на низовом уровне это были, как правило, чисто денежные сделки, и в стране, где столь многие живут на грани нищеты, такая вербовка не составляла труда». Объем разведывательной информации, стекавшейся в мадридскую штаб-квартиру абвера, которая примыкала к посольству, был таким огромным, что для ее дальнейшей передачи использовались тридцать четыре радиста, десять секретарш (включая Эльзу, двоюродную сестру Адольфа Клауса) и прямая телетайпная связь с Берлином через Париж.
