В субботу я перебрался в дом в Хендоне и в воскресенье в первый раз вышел оттуда в эфир.
Я объяснил Джимми, что мне надо немедленно приступить к делу и достать материалы, которые понадобятся для диверсии на заводе «Де Хавилланд». Мы решили, что с моей стороны было бы глупо слишком много расхаживать по улице, — не исключено, что меня ищет полиция. Однако Джимми сказал, что у него осталось немного взрывчатки на Сент-Люк-Мьюз — еще той, что он использовал в своей работе до войны.
В один из дней перед Новым годом мы с Джимми поехали на завод «Де Хавилланд» и обследовали всю территорию с близлежащей дороги. Мы выбрали три объекта которые должны были стать нашими основными целями. Мы решили провести разведку ночью и проникли на территорию через неохраняемые ворота, защищенные лишь небольшим количеством колючей проволоки. Рядом с бойлерной мы увидали во дворе шесть больших трансформаторов. К ним можно было подобраться, перебравшись через стену. Мы обнаружили, что если разрушить взрывом один или два трансформатора это парализует работу всего завода. Оглядевшись, мы заметили еще одну, вспомогательную подстанцию по соседству с бассейном. Она была окружена высоким забором, и там стояли еще два трансформатора, явно очень мощных. Мы решили что под каждый трансформатор потребуется положить не меньше 30 фунтов взрывчатки и что ее можно будет пронести в двух чемоданах.
В назначенный вечер мы подъехали к заводу около 19 часов, припарковав машину за гаражом перед входом на территорию. Мы выпили кофе по соседству, а затем пробрались во двор дома позади «Кометы» и перелезли через колючую проволоку, натянутую над неохраняемыми воротами. Джимми занялся трансформаторами рядом с бассейном, а я — тем, что был рядом с подстанцией. Заложив взрывчатку, мы установили отсрочку взрывов на 1 час и остановили машину на объездной дороге в двух милях от завода. Через 55 минут мы услышали два мощных взрыва с промежутком около 30 секунд. Услышав их, мы тут же поехали обратно в Лондон.
На следующий день мы собирали сведения о диверсии. Я встретился на Хендон-Вэй с девушкой по имени Венди Хаммонд, которая работает во вспомогательной службе завода «Де Хавилланд». Она сказала, что на заводе творится чудовищная неразбериха и что руководство пытается замять это дело, заявляя, что ничего не произошло. Все знали, что предприятию нанесен громадный ущерб и что во время взрыва были раненые, но никто не хочет это признавать.
Когда я выходил в эфир, Джимми часто оставался со мной в спальне. Он очень интересовался радиограммами, которые я получал. Его особенно волновало, велики ли его шансы получить свои 15 тысяч фунтов. Когда вы сообщили, что за мной не смогут прислать подводную лодку, он рассвирепел, решив, что шансы получить деньги крайне призрачны. Он сказал, что отправится со мной в Лиссабон и добьется, чтобы ему выплатили причитающееся. К сожалению, как вы знаете, его арестовали по подозрению в краже взрывчатки, а позже в клубе «Хаммерсмит» была облава, во время которой искали его сообщников. Он провел примерно неделю в тюрьме, после чего его отпустили, однако после этого мы почти не общались. Из-за ареста Джимми не мог отправиться со мной, кроме того, добыть два комплекта необходимых документов было гораздо сложнее, чем сделать один комплект. Поэтому я, разумеется, отправился в одиночестве.
Запомнить основные сюжетные линии легенды было достаточно просто. Сложнее оказалось оставаться настороже и при этом выглядеть расслабленным, оставаться последовательным, предугадывать, какую ловушку готовит допрашивающий, и всегда быть «на один вопрос впереди» него. Что говорил на эту тему Робертсон? Говори медленно, отвечай туманно, не лги без нужды. Эти правила казались отличными в гостиной дома на Креспини-Роуд, однако под жестким прессингом опытных следователей абвера Чапмен то и дело чувствовал, как его покидает способность мыслить, а правда и ложь сливаются воедино. Педантичный Мастерман предупреждал его: «Жизнь секретного агента весьма опасна, однако жизнь двойного агента опасна вдвойне. Он все время балансирует на туго натянутом канате, и единственная ошибка может уничтожить его». Но никто не сумел бы сохранять равновесие вечно, когда так много рук дергают за канат.
После десяти страшных парижских дней Чапмену сообщили, что его отправляют в Берлин. Это путешествие должно было привести его в самое сердце нацизма, однако до некоторым признакам он подозревал, что оно приведет его также и к Грауманну. Подозрение окрепло, когда Альберт, отведя его в сторону, посоветовал, что бы ни случилось в Берлине, «придержать наиболее любопытные детали своего путешествия в Англию до встречи с Грауманном». Заискивающим тоном Альберт попросил замолвить за него словечко перед Грауманном.
Поезд, отправляющийся в Берлин, был забит солдатами, однако для Чапмена и его нового сопровождающего, которого ему представили как Вольфа, было забронировано отдельное купе первого класса. Когда какой-то армейский майор стал настаивать, чтобы его посадили на одно из зарезервированных мест, Вольф вызвал железнодорожную полицию, и разъяренного майора вытолкали вон, невзирая на его крики и обещания доложить о нанесенном оскорблении самому Гиммлеру.
С берлинского железнодорожного вокзала Чапмена быстро отвезли в отель «Ла Пти Стефани» неподалеку от Курфюрстендам. Допросы продолжились. Эдди валила с ног усталость. Волнение подтачивало его уверенность. Он был близок к срыву. Один из допрашивавших, очевидно представитель штаб-квартиры абвера, поинтересовался у него, каким образом были сконструированы бомбы в чемоданах, использованные при взрыве на заводе «Де Хавилланд». Чапмен в очередной раз рассказал, как прикрепил с правой стороны чемодана батарейки, присоединенные к детонатору, с помощью клейкой ленты. Допрашивающий ухватился за эту фразу: в предыдущих беседах в Париже и Мадриде Чапмен утверждал, что закрепил батарейки на левой стороне чемодана. Чапмен заставил себя говорить медленно, а думать быстро, как учил его Тар: «У меня было два чемодана — в одном батареи были закреплены на левой стороне, в другом — на правой». Опасный момент миновал.
На следующий день в «Ла Пти Стефани» появился высокий и худощавый флотский офицер, представившийся как Мюллер. Он вручил Чапмену новенький немецкий паспорт на имя Фрица Грауманна, родившегося в Нью-Йорке, отец — Штефан Грауманн. Это был явный знак того, что его прежний шеф снова в игре. Мюллер велел Эдди собрать вещи и приготовиться к отъезду: через час они отправятся в Норвегию.
В Блетчли-Парке специалисты вычерчивали на карте многочисленные перемещения Зигзага по Европе в направлении с севера на юг, выяснили имена, значившиеся в его новых паспортах — норвежском и германском, а также отметили, что предложенная им диверсия на «Ланкастере» «здорово подняла его ценность» в глазах немецких боссов.
Была лишь одна загвоздка: бомбы на судне все не срабатывали, и, хотя немцы, казалось, ни в чем не подозревали Чапмена, они начинали испытывать нетерпение. «Немцы проявили громадный интерес к „Ланкастеру“. Их чрезвычайно волнует вопрос о том, состоялась ли диверсия», — предупреждал Мастерман. Анита, проститутка из бара George's, сообщила, что двое немцев подходили к Джеку, нищему бродяге, живущему под мостом по соседству, и предлагали ему 2 тысячи эскудо за информацию о моряках с британского корабля. Абвер нарушил все правила, чтобы тайком доставить бомбы на борт «Ланкастера», однако корабль все еще был невредим, а Канарису был нужен результат. Юэн Монтегю, представитель Военно-морского флота в «Комитете „Двадцать“», предупреждал: «Либо взрыв произойдет, либо Зигзагу конец».
