— Понятно, — усмехнулся Середин, — везде одно и то же. Инициатива должна быть наказуема. Да только как я по-твоему, Захар, людей созывать стану, коли меня никто не знает, а я деревень ваших не ведаю?
— Это верно, — зачесал подбородок старший, — слушать никто не станет. Хорошо, коли вообще на порог пустят… Вот что, колдун. Даст тебе община Лабуту для компании. Он у нас бортник да рыбак. За него пчелы да снасти работают, ничто за несколько дней у него на хозяйстве не случится. Еще Малюту даю в компанию. Всё едино, ни руками, ни башкой ничего не смыслит. Вчерась Рюрику дрова взялся поколоть — так топорище сломал! Забирай его от греха, может, тебе для чего сгодится. Вот, молодежь… — выразительно сплюнул мужик и ухватился за отполированную рукоять топора. — Я бортника ввечеру увижу, да и накажу, чего делать надобно. Завтра на рассвете и тронетесь. А Малюту могу хоть счас прислать, он у гати улиток для курей собирает.
— Нет уж, нет уж, — поднялся Олег и поставил корец на чурбак. — Благодарю покорно, но у меня ремесло горячее, без сноровки и покалечиться помощник может. Я уж лучше Одинца с Третей к делу приспособлю.
К тому времени, как он вернулся к кузне, старший сын Людмилы уже успел разжечь горн и даже кинуть в него на разогрев несколько прутков. Надевая кожаный фартук, Середин парнишку похвалил, после чего они взялись за работу. Нынешний заказ попался не менее однообразный, чем в прошлый раз, но куда более сложный — подковы. Хорошо хоть размеры дали, чтобы он сам с прутиками не мучился. Пару первых подков Олег сработал сам, потом сделал небольшой перерыв, доверив Одинцу пруты выгибать на роге до нужного размера и расплющивать, после чего сам доводил их до готовности. Мальчишка, естественно, быстро устал, и очень скоро за молот опять пришлось взяться Середину. Но постепенно они приспособились: молотом работали в очередь. Пока ведун доводил ручником поковку — Одинец отдыхал, потом небольшой передых получал Олег. Третя же занял место у горна, следя за огнем и цветом заготовок — то есть их температурой. Поначалу Олег давал ему советы, но, поскольку работа была однообразной, мальчишка быстро усвоил нужную премудрость.
Ведун так втянулся в дело, что и не заметил, как наступили сумерки, и когда Людмила вошла с большим казаном, полным воды, и водрузила его на угли с командой: «Хватит звенеть, кормильцы, люди ужо спать ложатся!» — лишь тогда он наконец опустил молоток.
В остывающем горне котел согрелся быстро. Людмила по очереди полила из ковша «кормильцам» на шею и руки, после чего отправила усталых, но довольных в избу, к столу, к «полосатику». Слой пшена, слой очищенной от костей рыбы, слой дробленого ячменя, опять рыба, а выше — греча. Всё было обильно сдобрено шафраном и солью, а потому имело весьма неожиданный, но приятный вкус. Во всяком случае — на взгляд изрядно проголодавшегося человека. На тарелки это хитрое варево не раскладывали — поели в очередь прямо из горшка, запивая удивительно вкусной после трудового дня, подслащенной медом водой.
— Железа никто не несет, — пожаловался Середин. — Ремонта мало кто просит, всё больше новые вещи заказывают, да еще из твоего металла. Мало осталось. Может, еще где припрятано?
— Мало, — согласилась Людмила. — Не думали, что оживет опять кузня.
— Понятно, — кивнул Олег. — Стало быть, прикупать новое надобно.
— Не знаю… — пожала плечами женщина. — Беляш пережигал где-то на болотах, криницы приносил.
— Он был хорошим мастером, — вздохнул ведун. — Увы, я выжигать железо не умею. А Одинец не умеет?
— Не брал его туда отец. Сказывал, пока усы не вырастут, к тайному знанию допускать нельзя.
— Зря, — поморщился Олег. — Зря. Что же, значит, придется покупать.
— Не на что нам…
— Я чего-нибудь придумаю.
— Ну, думай… кузнец. — Женщина усмехнулась и принесла от печи невысокую пузатую крынку: — Держи, замаялся небось.
Олег повел носом. Увы, это было никакое не пиво, а всего лишь простокваша.
Людмила отправила детей спать, потом присела у лучины, осматривая их рубахи.
— Не прожгли? — пересел рядом с ней Середин. — Надо бы им тоже передники смастерить. А то ведь работа огненная. Окалина летит, угли, осколки.
— Всё едино растут. Новые скоро надобно будет шить. Пусть покамест для работы остаются.
— Пусть… — Ведун наклонился к ней через плечо и поцеловал в губы. Она улыбнулась, чуть наклонила голову, подставляя щеку и подбородок.
Огонь добежал по лучине до державки и целомудренно погас.
— Пойдем, — потянула его к топчану женщина. — А то опрокинем тут всё.
Середин стащил через голову рубаху, распустил веревку штанов, приоткрыл край мохнатого одеяла, нырнул под него, протянул руку, ожидая ощутить грубую холстину, но наткнулся на мягкую бархатистую кожу и тут же перекатился на хозяйку, склонился низко над ней, ощущая грудью прикосновения горячих сосков, обнял ладонями голову, начал последовательно целовать: левый глаз — правый глаз, левая щека — правая щека, левый уголок губ — правый уголок.
И тут вдруг на крыльце послышались тяжелые шаги, от которых затрясся весь дом: бум, бум, бум…
— У тебя задвижка на дверях есть? — вскинув голову, спросил ведун.
— Есть, — прошептала Людмила. — Но не закрыта.
— Ква… — сглотнул Олег, пытаясь вспомнить, где лежит его пояс с оружием. Оставлял он его на сундуке в углу, но там сейчас постелено девочке…
Бум! Бум! Трах… От сильного удара распахнулась дверь. В проеме показался светящийся призрачной зеленью силуэт, медленно двинулся к топчану:
— Ты! Свояк! Обманул! Я пришла за платой… — Лицо еле светилось, но в полном мраке ночной избы образ Томилы угадывался без труда.
— неправда… — отчаянно закрутил головой Середин, безуспешно пытаясь найти хоть что-то, способное сойти за оружие. — Я приносил…
— Ты лжешь!
— Я принес… И черевики твои с трилистниками, и сарафан красивый.
— Лжешь! — медленно и неотвратимо приближалась к топчану мавка.
— На берегу оставил! В том месте, где утопленник вылезал! Еще до полудня.
— Ложь! — вскинула над постелью руки нежить.
— Пра-а-авда-а-а!!! — отчаянно завопила женщина. — Клал! Клал! Клал! Я сама! Я сама свой сарафан отдала! С цветами! В котором за Беляша выходила!
— Людмила? — склонила голову набок мавка. — Сарафан с цветами? Тот, красивый?
— Да, да… — комкая шкуры, заплакала хозяйка. — Его отдала.
— Сарафан с цветами… — задумчиво пропела болотная нежить. — Черевики с трилистниками…
— Я же говорю, приносил я тебе всё, электрическая сила, — сглотнул ведун. — С самого утра всё собрал да на берег отнес. В осоку, где утопленник вылезал.
Занимайся магией, не занимайся, знайся с нечистью, не знайся — а полуночный визит нечистой силы в спальню кого угодно в дрожь вгонит.
