Кто теперь ваши друзья?
Кабул. Первое мая 1978 года. Стою с сигаретой на балконе. По дорожке перед домом гордо вышагивают трое афганцев, знакомых по дворовому волейболу. У одного из них на груди красный бант. Окликаю и интересуюсь, чем это они занимаются. Поворачиваются в мою сторону и хором декламируют: «Мир! Труд! Май!»
— Так вы — первомайская демонстрация? — удивляюсь вслух, досадуя, что не понял это сразу.
— Да, товарищ! — кричат наперебой. — Теперь и нам можно… никто не посмеет запретить… и у трудящихся в Афганистане есть права.
— Что же вас так мало?
— Не волнуйся, — уверенно отвечает афганец с бантом, — мы идем на базар, будем агитировать темный люд присоединяться к нам.
Когда через час вновь выхожу на балкон, вижу демонстрантов в том же составе, уныло бредущих восвояси. Все ясно — мелкобуржуазный базар не внял призывам к единению с пролетариями. Хорошо хоть, что торговцы бока не намяли борцам за права трудящихся, а то не с кем было бы сражаться на волейбольной площадке.
В отличие от афганцев, у нас, уже порядком уставших от идеологически выдержанных мероприятий, Первомай проходит тихо, по-домашнему. В непьющем Афганистане немногочисленным гражданам Советского Союза водочное довольствие к празднику, несмотря на революционную неразбериху в стране, торговые работники посольства выдали, как всегда, в срок и в полном объеме. Вечером собираемся за общим столом на кухне под нехитрую закуску — селедочку иваси и тушенку из лавки Востокинторга с гарниром из местной картошки. Разговор сам собой скатывается на афганские дела. Единодушно признаем, что нежданно-негаданно стали свидетелями исторических событий в одной из самых отсталых стран мира, последовавшей наконец доброму примеру своего северного соседа. Всех после нескольких дней, проведенных безвылазно в микрорайоне, тянет на службу лично убедиться, что афганские военнослужащие разделяют теперь наши общие идеалы.
На работу выхожу, но не надолго. Успеваю отметить только, что куда-то пропали некоторые офицеры штаба ВВС и ПВО, нет и его начальника полковника Абдул Кадыра — одного из признанных героев революции, назначенного сразу министром обороны Афганистана с присвоением звания генерал-майора.
Как всегда не вовремя, именно тогда, когда еще не поздним вечером собираюсь угостить коллег коньяком по случаю дня своего рождения, вызывает старший референт-переводчик военного контракта:
— Есть работа.
— Какая? — интересуюсь.
— Ответственная.
— А конкретнее?
— Конкретнее? — переспрашивает. — Хорошо, только с приятелями не делись. Из Союза узел связи с личным составом перебрасывают. Наши представители уже поехали встречать его на авиабазу Баграм, они же будут сопровождать колонну. А тебе нужно помочь обеспечить прием и контакты с афганцами здесь, в Кабуле. Размещать будут на территории Военного клуба. Бывал там?
— Не довелось.
— Вот, заодно и побываешь.
— Когда приступать-то?
— Да прямо сейчас. Предупреди своих советников, что завтра с ними в штаб не едешь, но лишнего не болтай, домой забеги, сигаретами, там, запасись и подходи сюда, афганцы, с которыми будешь работать, должны на машине за тобой заехать.
Дома на всякий случай беру джемпер, ночами еще прохладно, набиваю карманы сигаретами, подумав, прихватываю с праздничного стола еще и бутерброд с сыром. Возвращаюсь. Вижу знакомую зеленую «Волгу» без заднего стекла, пострадавшую от кирпичей штаба ВВС и ПВО. Облокотившись на нее, стоят два афганских капитана: оба невысокого роста и в разной форме, один — в летной, другой — в сухопутной. Мне указывают на почетное, по местным представлениям, место рядом с водителем, сами усаживаются сзади.
Военный клуб, как выясняется всего через десять минут неспешной поездки, расположен недалеко. Сворачиваем с асфальта на грунтовую дорожку, с обеих сторон прикрытую деревьями. На КПП проезд перегораживает шлагбаум, который торопливо поднимает, завидев нас, солдат в каске и при оружии. За его спиной довольно большая территория с рощицами и зелеными лужайками, стадионом и маленьким двухэтажным зданием с террасой и примыкающим к ней бассейном. Место хорошее, ухоженное, но напротив, через улицу, по которой снуют машины, американское посольство. «Соседи неважные, — отмечаю про себя, — из их окон территория клуба как на ладони».
Пожилой афганец — то ли заведующий, то ли завхоз — показывает здание. Смотрю с важным видом, но так, только для порядка, потому что вопросов у меня пока нет, как, впрочем, и руководящих указаний, главным образом из-за отсутствия полномочий их давать. Вызываем начальника караула, обходим вместе с ним по периметру территорию: надо убедиться, что между часовыми существует визуальная и голосовая связь, позволяющая контролировать всю охраняемую зону. Спрашиваю начальника караула про боеприпасы. Отвечает: «Патроны выдали». К нему у меня есть и другие вопросы:
— Почему солдат у шлагбаума пропустил нашу «Волгу» сразу, без осмотра и доклада старшему?
— Так не в первый же раз она приезжает, и офицеры, — кивает на капитанов, — уже всем знакомы.
— Хорошо, а на КПП связь с начальником караула и зданием Военного клуба имеется?
— Установили полевые телефоны. В здании клуба аппарат находится в комнате на втором этаже.
— Тогда, — говорю, — с этого момента въезд и вход на охраняемую территорию только с моего или, — указываю на капитанов, — их разрешения.
— Да, господин, — щелкает каблуками унтер.
Поглядываю на капитанов, никак не отреагировавших на «господина». Но они и сами, несмотря на то что оба партийные, все еще путаются в обращениях, а один из них даже упомянул как-то лидера НДПА совсем уж несуразно — «товарищ господин Нур Мухаммад Тараки».
[34]
Темнеет. В какое время ожидать прибытия колонны из Баграма — неизвестно. Устраиваемся в комнате с телефоном. Очень кстати приходится бутерброд, припасенный в кармане. Делю на троих…
Полудрему прерывает звонок с КПП — колонна прибыла. Даем разрешение на въезд и выходим из здания. В свете фар зеленые армейские машины и изъясняющиеся на русском люди в гражданке, причем сплошь в темных костюмах, белых рубашках и при галстуках. Вот бежит куда-то коротко стриженный солдат-срочник с автоматом в руке, а под стильным пиджаком на брючном ремне у него болтается зеленый подсумок с магазинами, саперная лопатка и фляжка. Офицеры, более привычные к ношению протокольных двоек, хотя и выглядят не так комично, но тоже обременены табельным оружием, кобуры которых оттопыривают полы пиджаков. Все заняты делом, и, несмотря на внешнюю суетность происходящего, чувствуется внутренняя организованность, присущая военному организму. На нас — «принимающую сторону» — обращают внимание только тогда, когда приходит время выставлять свои посты вокруг расположения узла связи.
