Я лежал, слушая отрывки отдельных разговоров. Наконец повернулся лицом к орешнику.
— …А стена камеры, вся как есть, была исчерчена, — кому-то за орешником рассказывал поручик Зайчевский — «Здесь сидели юнкера Владимирского военного училища такие-то и такие-то…» «Да здравствует Учредительное Собрание!» Я подошел к следующей надписи: «Долой Керенского! Вся власть Советам! Рабочие Путиловского завода Петров Иван и Петр Малинин». Кажется, в этом роде что-то. Не помню… Рядом была еще одна надпись: «генерал-майор» — не помню какой, — «Зинченко», кажется. А внизу: «Боже, царя храни!» — очень четко… Я взял карандаш и написал: «Прапорщик Зайчевский». «А лозунг?» — подошел ко мне какой-то сидящий со мной капитан. Лозунга у меня не оказалось… Ну и вот…
Меня все более клонило ко сну.
Передо мной, прорастая сквозь сон круглыми желтками, медленно вздувалась малороссийская яичница. На сале. И с помидорами…
«Вот бы ее ножом! — думал я. — Напополам, и еще раз напополам!.. Крест-накрест… Потом на вилку и в рот».
И я уже потянулся за вилкой, как вдруг шепот надо мной стал тревожнее.
Я быстро сел. Но сон, как извозчика на козлах, тихо меня раскачивал. Чтобы овладеть собой, я подтянул под себя ноги и прислонился к стволу убегающей в темноту ели.
Вокруг подпоручика Тяглова, только что пришедшего из штаба полка, толпились черные фигуры.
— Убили?
— Кого?.. Кого убили?.. — услышал я тревожные вопросы.
— Туркула?..
— Но где?.. Когда?..
Недалеко от нас пасущиеся лошади мирно жевали траву. Кто-то ласково хлопал одну из них ладонью.
— Устала, бедняжка?.. Заморили?.. Ну, ничего, ничего… Выбьемся!..
— Да не Туркула вовсе!.. Господа, и не стыдно!.. Что за паника!.. Убили Бабиева… — рассказывал мичман Дегтярев. — Но вот, говорят (это, господа, хужее), вся наша конница с правого берега сбита… Вся… Никополь опять сдан… Говорят, наши части отступали в панике…
— И рубили их, говорят, рубили!..
— Подожди, и мы порубаем!.. Вот дорвется до них Туркул!..
А поручик Аксаев все так же ласково беседовал за кустами с какой-то лошадью:
— Отдыхай, Машка!.. Э-эх, отдыхай, милая!.. Это тебе, Машка, не навоз возить!.. Это тебе…
Я опять качнулся и, потеряв за спиною ствол ели, тихо опустился на траву…
— Вставай! Вставай! — прикладом в бок толкал меня подпоручик Морозов.
Рота построилась и, сдвоив ряды, молча пошла в лес.
Из леса в степь бежала узкая полянка. За ней, далеко через дорогу, уползали куда-то наши солдатские роты, уже рассыпанные в цепь.
Мы остановились в лесу, — поперек дороги, — развернутым строем в степь.
В лесу кричала иволга. «Дождь будет!..» — думал я.
На пне, сейчас же за нашей ротой, стоял генерал Туркул. Туркул смотрел в бинокль.
— Второй и первый, ваше превосходительство! — докладывал Туркулу оперативный адъютант. — Третий батальон еще в резерве.
— И пусть остается! Если нужно, двинем офицерскую. Пробьем цепь и смажем их к чертовой…
Но вдруг он соскочил с пня и, выбежав вперед, остановился перед строем.
— Третий!.. Третий, куда прете?
Сквозь лес, ныряя в кустах, шли роты 3-го батальона.
— Батальонного сюда!.. Полко-о…
Но 3-й батальон переменил вдруг направление и бросился на нас.
На солнце, широким потоком падающем на орешник, сверкнули ручные гранаты.
— Сдавайсь! — кричал, размахивая кольтом, бегущий перед красноармейцами комиссар в погонах и с белой повязкой вкруг фуражки. Сдавайсь!..
И в тот же момент, под глухой треск разрывающихся гранат, левый фланг нашей роты повалился, и над ним, прямо на нас, метнулась пыль и звонкие осколки.
Мы побежали.
— Назад!..
В лесу, сейчас же за первыми кустами, Туркул нас обогнал. Обогнав, обернулся и сбил кулаком двух бегущих передо мной офицеров.
— Назад! Ура!
Когда, со штыками наперевес, мы вновь выбежали на полянку, красные уже кружились на земле под огнем пулеметов наших разведчиков, стоящих на соседней с нами поляне.
— Ура! — кричала офицерская рота. За ней, тоже с криком, бросилась команда разведчиков. Пулеметная стрельба сразу оборвалась.
Передо мной, прыгая через раненых, бежал подпоручик Морозов. Офицеры вокруг нас уже работали винтовками. Я помню, как взлетали кверху приклады и как острой молнией летели штыки к земле.
Не задержавшись на поляне, подпоручик Морозов зачем-то сбежал в степь и, пересекши дорогу, бросился туда, где цепи солдатских рот широким фронтом отбивали атаки красных цепей.
Я и еще несколько офицеров побежали вслед за ним. А на поляне за нами трещали быстрые выстрелы и уже носился хриплый и дикий хохот.
Было далеко за полдень.
Отдыхая после боя, 8-я рота лежала в степи. К лесу ее почему-то не оттягивали.
— Можете теперь идти, — сказал нам командир 8-й роты. — Скажите полковнику Лапкову, что замещали у меня раненых взводных… Счастливо!
…Сухая, как сено, трава лежала на земле примятая. В траве блестели обоймы и медные гильзы из-под патронов. Около леса стояли пулеметные двуколки. Слева из леса выходили санитары. Санитары несли носилки.
Я все более ускорял шаг, пытаясь нагнать подпоручика Морозова, идущего впереди меня и почему-то все более и более подающегося вправо. На ходу он то и дело наклонялся. Немного нагнав его, я заметил, что наклоняется он над ранеными. У некоторых он что-то отбирал и пускал потом по ветру какие-то мелко изорванные бумажки.
— Това-а… Товарищи!.. Пи-ить! — услыхал я вдруг чей-то голос. Я остановился. В нескольких шагах от меня лежал раненый красноармеец. За его головой торчала его винтовка, штыком в землю воткнутая подпоручиком Морозовым.
Подойдя к раненому, я наклонился и протянул ему флягу.
Зацепившись за траву, в ногах красноармейца тоже валялись какие-то клочки изорванной бумаги. Я поднял несколько и расправил. Это были изорванные листы его красноармейской книги.
«…бернии Новгороде» — прочел я на одном клочке. На другом: «…полка, 5-й роты», на третьем: «…волец, комму…»
Только тогда я понял, отчего подпоручик Морозов рвал красноармейские книги некоторых раненых.
Когда мы подымались к лесу, на опушке несколько офицеров 4-го взвода рыли могилу. Двое сколачивали большой березовый крест.
— И многих убило?
— Без малого — два отделения, — ответил мне поручик Устинов. — Ну и мы ж их перекололи! Всех!.. Впрочем, их там не так уж много было!
— И откуда Туркулу батальон померещился? Да еще третий, огромный такой!.. Рота, и то едва ли!..
