Вскоре мы приблизились к дому родителей Филиппа. Было темно, но он попытался заглянуть мне в глаза.
— Думаешь, я веду пустые пропагандистские речи? Отнюдь! Подобные взгляды разделяют уже многие люди. Добровольцы прибывают из всех уголков Европы — Норвегии, Швеции, Дании, Голландии, Бельгии, Франции, Швейцарии, Южного Тироля. Их включают в ряды войск СС, из них формируют отдельные дивизии. Скоро войска СС будут сражаться не только за свою родную страну, но и во имя торжества идей западной цивилизации.
Я снова почувствовал прилив воодушевления, мне хотелось узнать больше сведений на эту тему. Филипп принялся рассказывать о молодых людях из европейских стран, о том, что их военные части снабжаются современным оружием и они выполняют отдельные боевые задачи. От него я узнал о молодых офицерах, с которыми ему доводилось встречаться, об их высокой военной подготовке, о приобретенном ими за короткий срок фронтовом опыте, о совершенных ими подвигах и полученных наградах. На пути из Карелии в Германию он встретился с некоторыми из них в Берлине. Очевидно, они произвели хорошее впечатление на Филиппа, и он считал их новой офицерской элитой, появившейся совсем недавно, за последние месяцы войны. По его словам, эти люди сильно отличались от прочих его знакомых в войсках СС, не говоря уже о партийных функционерах.
Наши прежние отношения с Филиппом возродились. Теперь в них появилось нечто новое, вызывающее у нас обоих живой интерес. Слушая его, я почти забыл о том, что он служит в армии. Когда я признался ему в этом, Филипп сообщил, что подал рапорт о переводе в войска СС и надеется в скором будущем получить назначение в соответствующую офицерскую школу. Он рассчитывает, что этот вопрос решится до окончания отпуска. Его семья об этом пока ничего не знает, и он не уверен, как она отнесется к подобному решению. Но на сегодня разговоров хватит, он должен попрощаться со мной. Филипп направился к дому и вскоре исчез в темноте.
— Удачи тебе! — прошептал я ему вслед.
* * *
На обратном пути я попытался осмыслить то, что услышал сегодня вечером. Чтобы лучше разобраться в своих ощущениях, я даже пошел домой окольным путем.
Во-первых, меня сильно смутила бессмысленность приказа генералов, адресованного нашим солдатам на Восточном фронте, — «самопожертвование — это долг». Эта фраза долго звучала в моем сознании. В ту пору я был полон романтических и идеалистических представлений о воинском долге. Поскольку война началась тогда, когда я был достаточно юн, мне очень хотелось поскорее достичь призывного возраста и попасть на фронт. Я много мечтал о военных подвигах и часто рисовал в воображении разнообразные приключения, вроде заброски в русский тыл с каким-нибудь диверсионным заданием. Предложенная Филиппом версия поступления в ряды войск СС для отстаивания европейских ценностей и борьбы с большевизмом показалась мне особенно привлекательной. Правда, я тогда имел довольно смутное представление о том, какой может быть Европа, объединенная целью борьбы с коммунизмом и забывшая ради нее былые разногласия и обиды. Может ли она превратиться в новый рейх, о котором говорилось в стихотворении Стефана Георге, из которого я помнил лишь последние строчки?
Он ведет верные ему войска сквозь бури и опасности
В час кровавого рассвета
К великой цели пробуждения и процветания нового рейха.
И все же я еще не был готов к принятию важного решения. Оно придет ко мне позже. Я лишь испытывал необходимость ясного понимания жизненной цели. Возможно, я смогу поговорить на эту тему с дядей Вольфом, если он еще не лег спать. Однако, когда я вернулся домой, его уже не было. Поступил телефонный звонок, и ему приказали завтра утром быть в Берлине. Он сразу же сел в машину и уехал.
Выбор
Трудно объяснить, что именно в конечном итоге заставило меня принять решение поступить на службу в войска СС. Тогда, в 1942 году, я не задавал себе такого вопроса, но теперь, в 1945 году, он приобрел для меня огромную важность. Что заставило семнадцатилетнего юношу из приличной семьи стать членом военной организации, которую англичане и американцы назвали шайкой преступников? Как и почему это случилось?
Как мне кажется, главным образом оно было вызвано неблагоприятным ходом войны осенью 1942 года и разной реакцией моих ровесников на ухудшающиеся перспективы нашей победы. С одной стороны, были те, кому хотелось избежать отправки на фронт, с другой стороны, существовали и такие юноши, которые считали, что настало время удвоить усилия для разгрома врага. С сегодняшней точки зрения кажется, что обе позиции влияли друг на друга самым противоречивым образом. Чтобы объяснить это, следует рассказать о том, какой была жизнь в третий год войны.
Однажды в полдень, в начале сентября, я гулял в лесу вместе с Кристиной. Она вскарабкалась по лестнице наверх и забралась на охотничью платформу, установленную в ветвях огромного дерева. Ее лицо раскраснелось от удовольствия, дымчато-карие глаза лучились радостью, на лице было написано лукавое выражение. Казалось, будто она безмолвно спрашивает меня:
— Видишь? Я сумела! А ты думал, что мне это не удастся?
Действительно, подняться наверх было нелегко, потому что две перекладины лестницы совсем прогнили. Будка в ветвях дерева имела настолько низкую крышу, что мы не могли выпрямиться в полный рост и были вынуждены с трудом втиснуться на крошечную скамеечку, рассчитанную на одного человека.
С высоты открывался вид на речушку, берега которой поросли елями. Среди хвойных деревьев росли несколько кленов и буков. Вокруг было тихо, лишь ветер шелестел в высокой, выгоревшей на солнце траве. В воздухе летали паутинки, медленно садясь на кроны деревьев. Пахло хвоей и сухими листьями.
Нам нравится это место, мы называем его нашим тайником. Оно расположено на лесистых холмах вдалеке от замка Блессгейм, откуда нам приходится идти примерно час. Для нас это место — своего рода символ дома. Мы принадлежим ему в той же степени, в которой оно принадлежит нам. Здесь мы чувствуем себя счастливыми, здесь понимаем, что влюблены друг в друга.
Бывать здесь нам удается крайне редко. Во-первых, мы делаем это тайком и всячески пытаемся скрыть наше пребывание в лесу. Во-вторых, различные обязанности оставляют нам слишком мало свободного времени. Школа, работа по дому, участие в деятельности «юнгфолька» и «юнгмэдель», молодежных организаций для мальчиков и девочек, спорт (легкая атлетика летом и лыжи зимой), занятия музыкой, что в моем случае означало уроки игры на скрипке и выступления в составе школьного оркестра — вот что заполняло нашу жизнь. На подготовку уроков у меня оставалось мало времени, и поэтому я был неважным учеником. Я хорошо успевал лишь по немецкому языку, иностранным языкам и истории. Все прочие предметы, в том числе и математика, давались мне тяжело.
Мать Кристины была уверена, что в тот день ее дочь занимается какой-то внеклассной деятельностью. Она, несомненно, не отпустила бы ее из дома, если бы ей стало известно, что мы отправились в лес. Однако наши семьи хорошо знали круг моих и ее друзей и, видимо, подозревали, что между нами зарождается романтическое чувство. Моя мать не испытывала желания знать о моей личной жизни слишком много. Она, по ее собственным словам, была не в состоянии контролировать все поступки своих четверых детей, а отца вот уже третий год как не было дома. Таким образом, ей не оставалось ничего другого, как полагаться на наше благоразумие.
