Старик по-прежнему не возвращается. Скоро настанет очередь Генриху заступать в караул. Мне хочется узнать о странном поведении Старика, и я спрашиваю об этом.
— Похоже, — отвечает мой товарищ, — что он не любит такие песни. Они действуют ему на нервы.
Затем Генрих рассказывает мне историю о Салле и роли Старика в случившемся. Он говорит, что рано или поздно я все равно узнаю о ней, по крайней мере, какие-то намеки, которые меня наверняка удивят. По его словам, Старик воевал в ударной группе, которая была предшественницей нашей дивизии. Их перебросили из южной части Норвегии на новый участок фронта в северную Карелию. Это было в конце июня 1941 года, когда там начались боевые действия. Поскольку это была моторизованная часть, абсолютно не готовая к боям в лесах, ее первым заданием стал захват нескольких высот в пустынной местности между деревушкой Салла и советско-финской границей. В интересах безопасного проведения операции, обошлись без предварительной разведки местности. Не успела часть добраться до подножия холмов, как на нее обрушился плотный огонь русских минометов и пулеметов, расположившихся на господствующих высотах. Наших солдат прижали к земле. Неожиданно в сухом лесу вспыхнул пожар. Генриха тогда в той части не было, но ему рассказывали, что картина была жуткая. Все вокруг охватило огнем и заволокло дымом. Сверху летят осколки снарядов. Пулеметные очереди прошивают каждый квадратный метр пространства. Потери среди наших солдат и офицеров увеличиваются с каждой минутой. Связь обрывается. Товарищей Старика охватывает паника, начинается беспорядочное отступление. Старик, зная, что рискует сгореть в пожаре, оставляет своих товарищей, и мертвых, и раненых. После того как Салла была взята, обнаружены сотни обгоревших тел. Старик до сих пор не может забыть жуткие крики, доносившиеся из охваченного огнем леса. (Об этом случае, свидетельствовавшем о неготовности боевой группы СС «Норд» к первому бою, более подробно рассказывается в книге «Семь дней в январе» Вольфа Цепфа. — Прим. автора.)
Генрих заканчивает рассказ и подбрасывает дров в печку. Его профиль четко вырисовывается в отсветах огня. Рассказ о крещении огнем, которое испытала дивизия, придает его бледному лицу какое-то печальное и даже мрачное выражение. Мы уже успели сблизиться с ним и часто говорили по душам. Он родился в Восточной Пруссии, в Кенигсберге, и добровольно поступил на службу в войска СС сразу по окончании гимназии. Несмотря на присущий ему идеализм, он был скептиком. В его словах я отчетливо услышал удовлетворение от того, что послужной список нашей дивизии далеко не всегда был победоносным.
Немного помолчав, он продолжает:
— Позднее дивизия отлично воевала и в 1942 году была преобразована в горную дивизию. Старик получил Железный крест. Он все еще переживает из-за случившегося. Сомневаюсь, что он когда-нибудь успокоится.
Мне предстоит в полночь сменить Генриха в карауле, и поэтому я решаю немного поспать. Ложусь на койку и прикрепляю к стене еловую ветку, полученную из дома. Прореху в крыше немного залатали. Завтра утром мы основательно займемся ее ремонтом.
Примерно в это время я познакомился с унтершарфюрером Маннхардом.
Я находился в карауле. С минуту на минуту меня должны были сменить. Шел снег. Небо немного прояснилось, но стало очень холодно. Началось суровое время года, когда природа немеет от холода и солдатам по обе стороны фронта приходится бороться с общим врагом — беспощадными морозами. Даже малая небрежность в обмундировании может вызвать обморожение пальцев, носа, ушей. Караульные обычно стоят на еловом лапнике. На ногах у них войлочные сапоги, на руках — массивные рукавицы. Они одеты в утепленные штаны, подбитые мехом куртки с капюшоном, маскировочные халаты. На голову натянута шерстяная маска-чулок с прорезями для носа и глаз. В зимней экипировке мы больше похожи на пожилых рыночных торговок, чем на молодых солдат.
Несмотря на причиняемые нам неудобства, зима не может не вызвать у нас восхищения своей величественной красотой. Я уже видел северное сияние — зрелище великолепное и неповторимое. Это настоящее буйство красок и оттенков света волшебных форм и ритмов, которое вызывает такое ощущение, будто ты окунаешься в непривычный сказочный мир. В описываемый мною день солнце на короткое время поднялось над линией горизонта, и снег засверкал миллионами ярких искр.
Ко мне приблизился Шапер, обходивший наши окопы, и сообщил, что, сменившись из караула, я должен зайти к Маннхарду в его блиндаж.
— Похоже, что по личному делу, — пояснил он.
«Интересно, зачем я ему понадобился?» — подумал я.
Как выяснилось, Маннхард и Шапер заходили в наш блиндаж, чтобы о чем-то поговорить со Стариком. На столе Маннхард заметил мой томик Гамсуна и поинтересовался, кому он принадлежит.
— Я рад, что рядом со мной есть кто-то, кто читает Гамсуна, — сказал он, пожав мне руку, после того как я доложил о своем приходе. Я впервые увидел его без каски или фуражки. Мне сразу вспомнился Филипп. Хотя тот был не похож на моего командира, тип лица у них был сходный. На мундире Маннхарда я заметил Железный крест 1-го класса и значок за ранение.
— Вы еще что-нибудь читали из книг Гамсуна?
— «Соки земли», — ответил я. — Мне очень понравилось.
— Значит, у нас похожие вкусы, — сказал Маннхард. — Садитесь и расскажите о себе.
Я коротко рассказал о моей прошлой жизни и, в свою очередь, узнал, что унтершарфюрер родом из Вестфалии, из Мюнстера. Маннхард попросил у меня книгу Гамсуна, сообщив, что для этого у него есть особая причина: он отправляется на боевое задание — вместе с ротой дивизионной разведки ему приказано выступить на северный фланг и действовать там в контакте с отрядом норвежских добровольцев. Я не знал, что у нас в дивизии есть норвежцы, и это известие вызвало во мне интерес. Маннхард объяснил, что они поступили на службу в войска СС, чтобы помогать финнам. Сначала это была только одна рота. Затем она численно разрослась и стала лыжным батальном СС «Норвегия». Эти парни были опытными лыжниками, прекрасно знавшими суровые земли Заполярья. Северный фланг находился севернее нашего расположения и представлял собой не четко обозначенную передовую, а немногочисленные заставы и опорные пункты разного размера. Они были выстроены для ведения круговой обороны и хорошо оснащены боеприпасами и продовольствием и находились на обширном пространстве, покрытом болотами, озерами и лесами. Военные действие на этом участке фронта сводились, по сути, к патрулированию ничейной земли. Маннхарду уже приходилось нести там службу, прежде чем он был направлен в офицерскую школу. Таким образом, эти места ему хорошо знакомы.
Все это разожгло мое воображение. Заметив мой интерес, Маннхард небрежно произнес:
— Похоже, что вы были бы не против отправиться вместе со мной в дозор.
— Конечно, почему бы нет? — ответил я, еще не зная, что мое решение будет иметь самые серьезные последствия.
Дозор на северном фланге
В марте 1944 года, когда день значительно удлинился, разведывательная деятельность нашей дивизии на этом участке фронта активизировалась. Двенадцатичасовой световой день, замерзшие озера и покрытая снегом местность представляли собой идеальные условия для проведения лыжных дозоров. Они имели жизненную важность для наших застав и дивизии в целом, поскольку позволяли выслеживать врага, прятавшегося в складках местности, давали возможность находить и уничтожать опорные базы советских войск.
