— Ты небось и немца-то живого не видел. Виктор насупился и проговорил:
— Видел. И не одного.
— Небось пленных?
— И вовсе не пленных.
— Где ж ты их видел?
— На той стороне.
— Ишь ты! Партизанил, что ли?
— И вовсе не партизанил, а был связным у секретаря подпольного обкома.
— Вона куда махнул. Кто же тебе такое дело доверил?
— Моя школьная учительница. Она его задания выполняла. А я эти задания ей передавал и опять же ему докладывал.
— Молодец, и на том спасибо. Только я думал, раз тут находишься, значит, в бою побывал.
Виктору очень хотелось рассказать лейтенанту, как он ходил с Дубровским за линию фронта, как выполнял ответственное задание командования, как, наконец, доставил сведения о противнике. Но, помня, что никому не имеет права говорить об этом, он сдержался и робко ответил:
— Не. Я в бою не был. А сюда меня отдохнуть привезли на несколько дней.
Чувствуя, что паренька не так легко вызвать на откровенность, лейтенант Пархоменко решил схитрить.
— А я прошлой осенью в такой переплет попал, что еле ноги унес. Немцы нас в селе Малоивановка окружили…
— Где, где? — перебил Виктор.
— В Малоивановке. Это неподалеку от Алчевска, раньше он Ворошиловском назывался.
Виктор насторожился.
— Так вот, — продолжал Пархоменко, — окружили нас немцы в этом селе. Жаркий бой разгорелся. Нас всего рота, а их не меньше двух батальонов. И решили мы биться до последнего, в плен не сдаваться. А у них минометы, садят по селу из всех калибров. Половина хат горит, а мы все отстреливаемся, немцев не подпускаем.
— Неправда это, — спокойно проговорил Виктор.
— Почему неправда? Думаешь, я вру?
Впервые за весь разговор лейтенант Пархоменко перестал улыбаться.
— Может, и не врете, а неправда это.
— Ну, почему же ты мне не веришь?
— А потому, что я был в Малоивановке. Там ни одной хаты погоревшей нет.
— Так, может, ты до войны там был?
— Нет. Недавно. Еще и месяца не прошло.
— Интересно, что же ты там делал, в Малоивановке?
— Так, по делам заходил.
— Ну, расскажи, расскажи, как она выглядит, твоя Малоивановка? Может, это совсем и не то село. Где там ночевал?
— Я не останавливался, я мимо проходил. Там все хаты целы, будто и войны не было.
Лейтенант Пархоменко больше ни слова не мог вытянуть у Виктора.
Уже несколько минут они сидели молча на скамейке парка, когда неподалеку от них прошла Таня с пожилой женщиной в форме военного врача. Вот тут-то, чтобы вновь завязать разговор, лейтенант Пархоменко и рассказал Виктору о Тане. Но разговора не получилось. Молча выслушав Танину историю, Виктор поднялся со скамейки и пошел к зданию санатория.
— Постой! Через двадцать минут обед! Пойдем вместе в столовую! — крикнул ему вдогонку лейтенант Пархоменко.
Виктор остановился, подождал, пока лейтенант подошел к нему, и в упор спросил:
— Дядя Григорий! А зачем вы мне про Малоивановку врали?
— Вот чудак! Да разве их мало, Малоивановок? Ты в одной, видно, был, а я про другую рассказывал, — без тени смущения проговорил Пархоменко. — Я было хотел тебе показать, как фокус делается, а ты вдруг ни с того ни с сего обиделся.
— Да нет, я не обиделся. Просто сидеть надоело, — отговорился Виктор.
До самого вечера лейтенанту Пархоменко так и не удалось вызвать парнишку на откровенный разговор. Всякий раз, когда лейтенант подходил к Виктору и заговаривал с ним, тот односложно отвечал на вопросы и под различными предлогами отходил к другим отдыхающим.
Теперь все внимание паренька было уделено Тане. Нет, он еще не познакомился с ней, но, куда бы она ни шла, он неотступно следил за ней взглядом, старался держаться поближе. Ему нравилась ее походка, прямые, зачесанные назад волосы цвета соломы, большие голубые глаза, смуглое обветренное лицо с маленькой родинкой на левой щеке и даже облупившийся нос, придававший ей вид озорного мальчишки.
Виктор не мог понять, почему его словно магнитом тянет к этой девчонке. Ему казалось, что она хвастается своим пистолетом. И в глубине души он проклинал ее за это. «Подумаешь, фасонит!» — думал он. И тем не менее Таня овладела его мыслями. Он начал фантазировать, как было бы славно, если бы они вместе оказались в тылу врага. Они могли бы выслеживать и убивать фашистов, нарушать связь, добывать ценные сведения о противнике. Но каждый раз, когда Таня посматривала на него, Виктор, будто провинившийся, опускал глаза.
Наконец вечером, перед началом кинофильма, он решился и подошел к девочке.
— Ты чего с пистолетом ходишь иль боишься кого? — сурово спросил он.
— Кого мне бояться? Просто деть некуда, вот и ношу.
— А почему не сдала? У меня-то еще в госпитале отобрали.
— A y партизан не отбирают, потому как получать потом не у кого. Этот я сама добыла. Трофейный. «Вальтер», немецкий.
— Я и сам вижу, что «вальтер». У меня точно такой был. Только я его не в кобуре носил, а в кармане.
— Прятал, что ли?
— Ага.
— От кого?
— От немцев.
Девочка рассмеялась.
— Ты чего? — обиженно спросил Виктор.
— Так просто. Забавно у тебя получилось. От немцев спрятал, а свои отобрали.
Закипавшая было злость неожиданно улетучилась, и Виктор от души засмеялся.
— На войне всякое случается, — повторил он слышанную от кого-то фразу. И тут же спросил: — А ты из него хоть стреляла?
— Нет. Не пришлось.
— Давай постреляем?
— А где?
— Там, в парке, пруд есть. Лягушек полно. Айда туда, пока не стемнело!
— А кино?
— Хорошо! Сегодня фильм посмотрим, а завтра утром постреляем.
— Ладно! — кивнула Таня. — А тебя как зовут?
— Меня? Виктор!
— А меня — Таня!
— Это я уже знаю.
— Откуда?
— Так, один человек сказал.
Словно из-под земли перед ними вырос лейтенант Пархоменко.
— Отчего молодежь носы повесила? — улыбчиво спросил он. — Пойдемте, я вам необыкновенный фокус покажу.
— Не, мы в кино собрались, — ответил и за себя, и за Таню Виктор.
— И в кино успеете, и фокус посмотрите, — настаивал Пархоменко. — Там, в столовой, еще только экран развешивают.
