Книга Сотрудник гестапо, страница 38. Автор книги Генрих Гофман

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сотрудник гестапо»

Cтраница 38

— И сестру вашу тоже?

— Не-е. Сестренка вместе с ребенком в эвакуацию поехала.

— Кстати, скажите, а почему русские не забрали вас в армию?

— Потому и не взяли, что мать моя вроде как враг народа. Арестована при Советах. А детей врагов народа в армию не брали. Про то я вам и толкую, что при Советах я вроде как враг. А теперь, при немцах, тоже, выходит, — враг? Сами-то рассудите, каково мне?

— Ну, а если вы не враг новому порядку, тогда выкладывайте начистоту, что это за партизанская банда у Кононенко?

Михаил Высочин безнадежно махнул рукой. Больше минуты оба сидели молча. Дубровский думал о том, что, видимо, никакой ловушки здесь нет. Рунцхаймер не имеет никакого отношения к доносу Крючкина. Следовательно, надо постараться скрыть эту подпольную организацию от немцев. А Михаил Высочин, стараясь не показать охватившего его волнения, с ужасом думал о провале группы.

«Неужели сам Кононенко попал к ним в руки? Не может быть. Я же был у него вчера. За один день они не могли его так обработать, чтобы он показал и на меня, и на Лидию Смердову. Постой, постой! А может, Смердова оказалась у них? Но она же ничего не знает про Кононенко».

В памяти мелькали события и лица. Михаил вспомнил, как перед самым приходом немцев его вызвал первый секретарь горкома партии Михаил Егорович Игнатов. Как после короткого разговора предложил ему остаться в Кадиевке и быть связным между Василием Ивановым: и Кононенко. Василия Иванова оставляли в Кадиевке в качестве секретаря подпольного горкома партии, а Кононенко поручили возглавить партизанский отряд.

Правда, связным Высочину быть так и не довелось. На четвертый день после прихода гитлеровцев Василия Иванова схватили гестаповцы на явочной квартире Кротова, куда он заглянул для встречи с подпольщицей Анной Айдаровой. И странно, Иванова забрали, а ее, Айдарову, не тронули. Да и остальных подпольщиков даже не потревожили. Видно, Василий Иванов только своей жизнью распорядился.

Так думал Кононенко, взваливший на свои плечи все руководство городским подпольем, так думали и другие подпольщики. Анну Айдарову проверили на деле и не лишили доверия.

«А может, все же она, Айдарова? — размышлял Михаил Высочин. — Тогда Иванова, а теперь меня?»

— Ну! Ты надумал говорить или в молчанку будешь играть? — строго спросил Дубровский, прерывая его мысли.

Михаил Высочин устало поднял голову:

— Я что? Я все сказал. Спрашивайте. Ежели что знаю — могу. А чего нет — того нет. Не ведаю я про партизан.

— Подумай! Последний раз подумай. Потом захочешь сказать, да поздно будет.

— Я уже все продумал. Кабы знал — сказал бы. А так что? Напраслину возводить на себя не буду.

— Хорошо, тогда пошли!

Дубровский резко поднялся из-за стола. Михаил Высочин медленно встал со стула.

— Быстрее, быстрее! — приказал Дубровский, открывая дверь комнаты.

В вестибюле он вернул ключ дежурному и, пропустив Михаила Высочина вперед, вслед за ним вышел на улицу. Под луной скользили рваные хлопья облаков. Легкий ветерок холодил лицо и руки. Кроме полицейского с карабином, дежурившего возле подъезда, никого на улице не было.

— Сюда, налево! — скомандовал Дубровский.

Нехотя повинуясь, Михаил Высочин побрел в указанном направлении.

— Сойди с тротуара и топай по мостовой!

И это указание Высочин выполнил нехотя. Только что он подумал о бегстве. Это была единственная возможность вырваться из рук гитлеровца. О том же самом думал и Дубровский. Правда, он не хотел, чтобы Михаил Высочин бежал так близко от здания полиции. Здесь на любой окрик могли прибежать полицейские, и тогда неизвестно, удастся ли в этих условиях беглецу скрыться. Вот почему он прогнал Высочина от невысоких заборов, перемахнуть через любой из которых было делом одной секунды.

«Бежать! Бежать! Непременно бежать! Пока он один ведет меня в тюрьму, я могу это сделать. Потом такой возможности, может, и не представится. Вот пройдем еще одну улицу, там потише, и садами, садами к дому Ивана Леванцова. У этого можно будет на чердаке отсидеться», — напряженно размышлял Михаил Высочин, вышагивая по мостовой.

То и дело луч фонарика светил ему под ноги откуда-то сзади. По направлению этого луча Михаил определял, где и на каком приблизительно расстоянии находится от него гестаповец. До намеченного перекрестка оставалось каких-нибудь пятнадцать — двадцать метров, когда луч фонарика метнулся вдруг вверх, потом резко вниз, послышался удар металла о камень, и в наступившей темноте до чуткого слуха Михаила Высочина донеслось:

— У, черт! Неужели разбился?

Поняв, что гестаповец уронил карманный фонарик, Михаил бросился бежать. Сердце учащенно колотилось в груди. Михаил свернул за угол, пересек узкую улочку, разглядел в блеклом свете луны невысокий забор, перебрался через него, миновал чей-то сад, перелез через другой забор и очутился на соседней улице. Только здесь он остановился на мгновение, затаил дыхание, прислушался. Погони не было.

Дубровский был счастлив, что Высочин все понял и решился на побег. Предчувствие не обмануло Дубровского — в Кадиевке действительно существует подпольная организация, и донесение Крючкина — это не новая проверка, придуманная Рунцхаймером.

«Теперь подпольщики будут осторожнее, — раздумывал Дубровский, идя в ГФП. — Высочин обязательно расскажет Кононенко, что о нем известно в гестапо. Да, но необходимо обезопасить Крючкина. Быть может, я зря в разговоре с Высочиным не сослался на донесение этого ублюдка? Тогда сами подпольщики могли бы разделаться с ним по своему усмотрению. Но ведь я еще сомневался, боялся клюнуть на провокацию. А что же делать теперь? Недоставало, чтобы этот Крючкин сообщил о подпольной организации какому-нибудь другому сотруднику! — Дубровский вдруг с ужасом вспомнил, что совершенно случайно оказался в седьмой комнате полиции вместо Потемкина. — Да-а! Если бы Рунцхаймер не послал меня туда, то уже сегодня ночью Михаил Высочин оказался бы на другом допросе. Что там Высочин… И Лидия Смердова, и брат Михаила, а может, и сам Кононенко валялись бы истерзанные в какой-нибудь тюремной камере. А скольких могли потянуть они за собой!..»

И хотя сознание выполненного долга, радость, что не ошибся и скрыл от Рунцхаймера советских патриотов, переполняли все его существо, на душе было неспокойно. В голове роились разноречивые мысли. Он все еще не мог решить, как поступить с Крючкиным. И другой вопрос беспокоил его, настоятельно требовал ответа: следует ли самому связаться с подпольной группой Кононенко? Ведь при определенной ситуации можно было рассчитывать на их помощь. Но для этого необходимо раскрыть себя. А дано ли ему такое право?

В расположение ГФП Дубровский вернулся, когда часы показывали час ночи. Служебный двор был пуст. Не было ни «мерседеса» Рунцхаймера, ни крытых брезентом грузовиков. «Видно, никто еще не возвратился», — подумал он и, не заходя к дежурному, отправился спать в свою комнату. Долго лежал он в постели, не смыкая глаз, размышляя над создавшимся положением, и наконец решил окончательно: ни в какой контакт с людьми Кононенко не вступать, но внимательно наблюдать за их действиями.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация