— Представьте себе, нет.
— Припомните, с кем вы меня видели однажды вечером на перекрестке?
— С какими-то двумя мужчинами, которых встретил впервые.
— Но вас один из них узнал. Когда-то вы оказали ему большую услугу.
— Какую именно?
— Потерпите несколько минут. Сейчас мы придем, и я вам все объясню.
Мария Левина оказалась приветливой и гостеприимной хозяйкой. Усадив гостей за стол, она поставила перед ними большую вазу с яблоками. Дубровскому показалось, что Мария была заранее предупреждена о его приходе. Поминутно поправляя рукой спадавшую на лоб челку каштановых волос, она без боязни поведала о своей радости по поводу освобождения города Белгорода.
— Мы ведь с Ольгой родились и выросли в этом городе. Вместе окончили два курса индустриального института, — сказала она.
Вскоре Мария застенчиво извинилась за то, что должна ненадолго уйти, и торопливо выбежала из квартиры.
— Что-нибудь случилось? — спросил Дубровский у Ольги.
— Нет, ничего. Просто нам лучше поговорить вдвоем.
— И Мария знает, о чем будет этот разговор?
— Нет. Она думает, что я влюблена и хочу с вами побыть наедине.
— Прекрасно. Так о чем же вы мне хотели рассказать?
— Вы помните Шведова?
— Какого Шведова?
— Которому вы помогли бежать из гестапо.
— Он сам рассказал вам об этом?
— Естественно. Вы же мне ничего такого не говорили.
— Ну, допустим, помог. И что из этого следует?
Ольга Чистюхина пытливо заглянула в глаза Дубровского и, помолчав немного, сказала:
— Мы долго обсуждали ваш поступок и пришли к выводу, что вы заслуживаете внимания…
— Кто это «мы»? И какого внимания заслуживаю я?
— Если вы не будете меня перебивать, — то все сейчас поймете.
— Хорошо!
— Так вот. Здесь действует подпольная организация. От ее имени я беседую с вами. Мы не собираемся выяснять, что привело вас на службу к немцам. Пусть это останется на вашей совести. Мы не знаем, чем вы руководствовались, распорядившись поместить Шведова в ту камеру и подсказав ему о решетке и о побеге. Возможно, в вас заговорила совесть? А. может, вас испугали успехи Красной Армии и вы решили искупить вину перед Родиной? Повторяю, сегодня нас это мало интересует. Когда-нибудь откроетесь сами. Но, оказав услугу товарищу Шведову, вы могли бы помогать нам в дальнейшем.
— А не слишком ли опрометчиво вы поступаете?
— Нет. Мы так не думаем. Ведь кроме помощи Шведову вы помогаете и мне.
Вскинув брови, Дубровский вопросительно посмотрел на Ольгу.
— Да-да! Не удивляйтесь. Вы же не донесли на меня, когда узнали о недостаче бланков на бирже труда!
— На какую же помощь вы рассчитываете?
— Сегодня нам важно ваше принципиальное согласие. В дальнейшем вы будете поддерживать связь только со мной. Я буду передавать вам наши просьбы, и только мне вы будете сообщать интересующие нас сведения.
— А какие гарантии?
— Советскому командованию будет известно о вашей помощи.
— Я не о том. Где гарантия, что ваши товарищи меня не выдадут немцам при определенных обстоятельствах?
— Вас здесь никто не знает. А нам, при определенных обстоятельствах, как вы только что выразились, выгоднее молчать, нежели называть ваше имя. Ведь, находясь на свободе, вы сможете помочь нам больше, чем оказавшись в одной камере с нами.
— Это логично.
— Так вы согласны?
— Да! Попробую помогать вам по мере сил и возможностей. Начну прямо теперь. Я не спрашиваю, к какой организации вы принадлежите, но думаю, что вам небезынтересно было бы знать, что в тайной полевой полиции известно о существовании в Сталине партизанской организации.
— Откуда вы знаете, что такой отряд существует?
— Вот видите, я назвал это организацией, а вы совершенно точно определили, что это отряд.
— Не будем играть в кошки-мышки. Нас действительно интересует, откуда немцам известно о существовании такой организации.
— Несколько дней назад в тайную полевую полицию доставили двух членов этой организации. Их задержали между Макеевкой и Харцизском. Они пробирались к фронту. Один из них признался, что шли в Ростов с донесением к майору Передальскому.
Ольга нахмурилась. Немного помолчав, она глухо проговорила:
— Возможно, такой отряд существует. Правда, мне о нем ничего не известно. Быть может, это ложные показания?
По тону, каким она это сказала, Дубровский понял, что попал в точку.
— Вы помните фамилию того, который назвал майора Передальского? — отрывисто спросила она.
— Нет. Я не знаю ни того ни другого.
— Откуда же у вас такие сведения?
— Мой сослуживец, следователь ГФП, поделился со мной итогами своей работы. Он чех и впервые услышал фамилию Передальский. Вот и спросил меня, бывают ли у русских такие фамилии. А насчет партизанского отряда подтверждает и другой человек…
— Кто? — резко перебила его Ольга.
— Немецкий дезертир, бывший гренадер СС Ганс Унгнаде, который, если ему верить, поддерживал связь с этой подпольной организацией.
— Что еще говорит этот Ганс?
— Теперь уже ничего не скажет. Вчера утром его расстреляли.
— Спасибо за информацию. Было бы хорошо, если бы вы держали нас в курсе мероприятий тайной полевой полиции по борьбе с «партизанскими бандами». Так, кажется, у вас называют советских патриотов?
— Вы не ошиблись. И еще, передайте товарищу Шведову, что за домом его матери установлена слежка.
— Спасибо. Она там уже не живет. Дубровский мельком взглянул на часы.
— Однако я заговорился с вами. А я ведь предупреждал, что у меня есть еще дела.
— Хорошо, сейчас вы уйдете, а я подожду Марию. Но давайте договоримся. Впредь будем встречаться здесь.
— Когда?
— Как только возникнет необходимость. На бирже труда договариваемся о встрече и после окончания работы идем сюда.
— Я согласен. Только не вместе.
— Что «не вместе»?
— Приходим сюда порознь.
— Да, конечно. Не будем давать пищу для разговоров сотрудникам биржи труда.
— Тогда до встречи. Желаю успехов.
Дубровский попрощался с Ольгой и вышел на улицу.
16
Связь с городским подпольем обрадовала и вместе с тем насторожила Дубровского. Теперь он сможет помогать этим отважным людям, а при случае может рассчитывать и на их помощь. Одновременно в душу закралось и беспокойство. «Имел ли я право соглашаться на них работать? Но сведения, которые я могу им сообщить, предостерегут их от неожиданных акций тайной полевой полиции. Да и встречи с Ольгой Чистюхиной не столь уж обременительны. Мы и так довольно часто видимся с ней на бирже труда».
