Вторая история связана с последним днем обороны, а точнее, с известной песней «Заветный камень». Автор текста, популярный до войны комсомольский поэт Александр Жаров честно писал: «Долго не могли отыскать центрального кульминационного эпизода». И вот, наконец, он найден — это трагический момент оставления города. Надо сказать, что для того, насквозь лживого времени песня по-своему была прогрессивна, так как рассказывала не только о том, как лихо мы бьем фашистов, но и о горьких днях поражений, об оставлении наших городов. «Заветный камень» к тому же впервые имел конкретный адрес — Севастополь. Наверное, поэтому этот мужественный шаг авторов песни и нашел отклик в сердцах людей.
Первоначально Борисом Мокроусовым была написана музыка. Повествование развертывалось словно на фоне морского прибоя. Аккомпанемент как бы имитировал плеск волн, набегающих на скалы. Уже потом под нее поэт подгонял текст. В основу была положена опубликованная во флотской газете статья Леонида Соловьева, автора целого цикла рассказов «Севастопольский камень», но более известного как автора «Похождений Ходжи Насреддина», о том, что в море подобрали самодельный плотик, на котором умирающий матрос крепко держал в руках камень из Севастополя. Александр Жаров еще более поэтизировал эту легенду.
На переломе
Если бы события на Крымском фронте развивались по благоприятному сценарию и армии генерала Козлова освободили бы Крымский полуостров, то, вероятнее всего, дальнейшие события развивались бы по принципу «Победителей не судят», но у поражения другие законы. Наряду с командованием фронта виновным в катастрофе было признано и партизанское руководство Крыма.
Вот что писал маршал Буденный на имя Главкома Сталина: «Стремление отсидеться в лесу до прихода Красной Армии наложило отпечаток на всю деятельность партизанского руководства. Боевые задания Крымского фронта не выполнялись.
Руководство боевой деятельностью партизанских отрядов со стороны руководителей партизан отсутствует. Отряды бездействуют, ограничивают свою деятельность мелочами. В период наступления немцев на Керченском направлении (8 мая 1942 г.) Военным советом фронта была поставлена партизанам задача — немедленно активизировать свою деятельность по тылам и коммуникациям противника, нарушать связь, громить штабы, уничтожать живую силу и технику противника в момент продвижения по горным дорогам Крыма, то есть по району действия партизан.
Как сейчас выяснилось, руководство партизан не только не приняло никаких мер к выполнению этих указаний, но и затормозило инициативу некоторых отрядов, которые немедленно хотели выйти на дорогу и приступить к диверсиям. В результате такой бездеятельности главного руководства партизан за время Керченской операции уничтожили всего несколько штук машин и только. Стремление отсидеться в лесу до прихода частей Красной Армии продолжает сковывать партизанские отряды по рукам и ногам. Этим объясняется, что люди пухли от голода, ели трупы, а не вышли на дороги и не отбили у противника продовольствие, которое непрерывно перебрасывалось по дорогам Симферополь — Алушта, Симферополь — Феодосия и т. д.» [2, с. 9].
6 июля 1942 года С.М. Буденный отзывает А.В. Мокроусова и С.В. Мартынова на Большую землю и отстраняет их от занимаемых должностей.
Такова была истинная причина его отставки, но для широких масс нужна была официальная версия, и, как всегда, ее подготовил Крымский обком ВКП(б).
Между обкомом и Мокроусовым отношения не сложились практически сразу. Во-первых, это была не их кандидатура, а навязанная военными. Затем «избиение партийных кадров». После трагедии Крымского фронта волна «оргвыводов» затронула и крымских партизан. Поскольку обком нес непосредственную ответственность за все, что происходило в Крыму, то понадобился «стрелочник», которым и стал Мокроусов. Надо сказать, что в значительно большей степени, нежели Мокроусов, татарафобские позиции занимал уже упоминавшийся полковой комиссар Е.А. Попов, но как только Мокроусов был отстранен от командования, то сразу же появилось постановление Крымского обкома ВКП(б) «Об ошибках, допущенных в оценке поведения крымских татар в отношении партизан, и мерах ликвидации этих ошибок и усилении политической работы среди татарского населения» [113, с. 179]. Производится полный перевод стрелок. В обвинении нет ни слова о конфликте с военными, о пассивности в ходе боевых действий, а на первый план выходят ошибки по отношению к крымским татарам.
Отставка грозила А.В. Мокроусову самыми трагическими последствиями. Вот что писал в своих воспоминаниях об этом бывший партизанский комбриг Ф.И. Федоренко, специально посетивший по этому вопросу бывшего начальника Центрального штаба партизанского движения СССР П.К. Пономаренко.
«В худших традициях эпохи расследование сосредоточилось «вокруг политических убеждений балтийского матроса с эсминца «Прыткий». Верно ли, что небезызвестный Махно имел виды на Мокроусова? Почему, вернувшись в Россию, десять с лишним лет решал, вступать или не вступать в партию большевиков?
К тому же в разное время непосредственными командирами Мокроусова были И.Ф. Федько, П.Е. Дыбенко, Н.Э. Якир и другие «враги народа» [101, с. 77].
Ф.И. Федоренко взял слова «враги народа» в кавычки, но в 1942 году они таковыми и считались, и потому ситуация вокруг «дела Мокроусова» была чрезвычайно опасная.
«Отвести от вашего крымского командующего большую беду здорово помог Иван Дмитриевич Папанин. Он тоже был опрошен по «делу», как близко знавший Мокроусова более двадцати лет. Папанин горой встал за боевого товарища, поставил его в один ряд с Григорием Котовским, Анатолием Железняковым, Павлом Виноградовым, которые в годы революции и Гражданской войны в партии большевиков не состояли, но всю революционную энергию отдавали делу Ленина. «Ручаюсь за него головой!» — горячо подытожил свои показания Иван Дмитриевич. Говорили, что заявление Папанина дошло до Сталина, и он якобы велел партийное расследование по «докладной» Буденного прекратить» [101, с. 78].
От себя добавлю, что благополучный исход «дела Мокроусова» редкое исключение. Как показала наша печальная история, поведение знаменитого полярника И. Д. Папанина, который «ручался за него головой», — пример удивительного мужества и порядочности, столь нетипичный для того времени. Как правило, в подобной ситуации от «потенциального врага народа» отмежевывались не только друзья, но в большинстве случаев даже близкие родственники.
Только в конце войны, осенью 1944 года, А.В. Мокроусов вновь оказывается в армии, на фронте, где в звании подполковника в достаточно скромной для него должности заместителя командира 32-го стрелкового полка завершает войну.
Оказавшись на Большой земле в штабе С.М. Буденного, Е.А. Попову удается убедить его в своем видении дальнейшей партизанской борьбы в Крыму.
Определяется новая структура руководства:
«Командующим партизанскими отрядами Крыма назначается полковник М. Т. Лобов, комиссаром партизанских отрядов — полковой комиссар Е.А. Попов, начальником штаба центра — майор И. И. Юрьев. Штаб центра подчиняется Военному Совету СКФ.
