Подобные разговоры вызвали крупную драку между военнослужащими уже исключительно по национальному признаку. Примечательно, что начальство совершенно не вмешивалось в происходящее. Крымские татары обиделись на своих товарищей по несчастью и обособились, как вдруг приходит известие, что депортированы армяне, болгары, греки… Это известие не вызвало радости, но извинения от людей, с которыми недавно дрались, приняли.
17 мая Сафие Ибраимова вместе с братом находилась в штабе своего партизанского отряда, как вдруг пришла сестра и в ужасе рассказала о том, что завтра всех татар выселят и что один хороший человек посоветовал всем держаться вместе, заранее приготовить все самое необходимое. И Энвер и Сафие искренне возмутились от такой клеветы на Советскую власть и стали стыдить сестру. Прозрение не наступило даже тогда, когда 18 мая в комнату ворвались солдаты. На предложение взять все необходимое и отбыть с ними на вокзал Энвер и Сафие, вместо того чтобы набрать продуктов, которых в штабе было в избытке, абсолютно уверенные, что на вокзале их отпустят, с гордым видом поехали с пустыми руками.
Расплата наступила незамедлительно. На вокзале их затолкали в вагон, и поезд тронулся.
Основная же масса партизан стала получать денежное довольствие за все годы партизанской борьбы.
К примеру, Дементьеву Николаю Ивановичу с 4.11.41 по 1.11.43 г. полагалось по 125 рублей в месяц как командиру группы, а с 1.11.43 по 20.04.44 г. по 750 руб. в месяц уже как командиру отряда.
16 августа 1944 был подписан приказ № 0363 «О расформировании Крымского ШПД». В нем говорилось — личный состав направить:
а) офицеров — в отдел кадров ОПАРМ;
б) сержантов и рядовой состав в 18-й Отдельный запасной стрелковый полк (Беш-Терек, 13 км северо-восточнее Симферополя) [64, с. 85].
В отношении иностранных подданных приказ поступил много раньше:
1. Чехов, словаков, моравов, закарпатских украинцев направить в г. Ефремов Тульской области в распоряжение командующего чехословацкими воинскими частями в СССР.
2. Сербов, хорватов, славян, босняков и других лиц югославских национальностей — на станцию Карасево Московско-Рязанской железной дороги (Карасевский лагерь МВО) в распоряжение командира отдельной югославской части.
3. Поляков — на станцию Дивово Ленинградской железной дороги (Селецкий лагерь МВО) в распоряжение командира запасной польской части [1, с. 62].
Партизанская почта
В течение нескольких лет работы по партизанской тематике у меня сложилось некоторое предубеждение в отношении «сочинских партизан» — работников Крымского штаба партизанского движения. Развеялось оно только после того, как в мои руки попали тома переписки, которую вел Крымский штаб со всем Советским Союзом. Как правило, все письма были аналогичного содержания: «Мой муж (сын, брат, отец) Иванов Иван Иванович, 1917 г.р., в 1941(1942) году воевал в Крыму. Нет ли его среди крымских партизан? Вот уже два года мы не имеем о нем никакого известия».
Отправляя подобное письмо, люди, что называется, хватались за соломинку. В девяноста пяти случаях из ста к такому письму прикладывался стандартный ответ: «Иванов Иван Иванович, 1917 г.р., в списках крымских партизан не значится». Но иногда, и таких писем я видел десятки, куда-нибудь в Среднюю Азию, в Сибирь или на Урал шел официальный ответ о том, что «Ваш муж действительно воюет в составе одного из партизанских отрядов Крыма. Ему будет сообщен Ваш адрес, а также вам направляется денежное довольствие…». Далее указывалась сумма из расчета должности партизана и периода нахождения его в отряде. Как правило, на этом переписка не заканчивалась, и приходило новое письмо со словами самой искренней благодарности. Нередко указывалось, что «поступившие деньги буквально спасли нашу семью». Вероятно, жизнь в эвакуации, без существенной поддержки государства, была для большинства людей на грани жизни и смерти. Следует помнить и то, что практически все крымские партизаны для своих родных были «пропавшими без вести».
Я начал свой анализ писем с самого радужного исхода, хотя было и такое, когда сообщалось, что разыскиваемый человек действительно был крымским партизаном, но… погиб смертью героя. Такие нюансы, как умер от голода и тому подобное, естественно, опускались. Но и такой ответ был благом, так как теперь семья погибшего имела право на пенсию со стороны государства.
Но были и такие ответы, когда сообщалось, что ваш муж Иванов Иван Иванов расстрелян как изменник Родины. Параллельно аналогичная информация направлялась в местное отделение НКВД, и на семью погибшего обрушивались невзгоды, связанные с тем, что теперь они «члены семьи врага народа».
Первые письма на Большую землю улетели, в прямом значении этого слова, вместе с майором Лариным. Когда бывшего командира Зуйского отряда доставили в Ленино, где находился штаб Крымского фронта, то его посетил лично Л.З. Мехлис. Долго и придирчиво расспрашивал, а затем велел отправить самолетом в Краснодар в госпиталь. Когда Н.П. Ларина стали готовить к операции, то оказалось, что все карманы заполнены записками от партизан с адресами их родных. Ларин попросил, чтобы к нему прикрепили трех школьниц, которые разберут эти записки и напишут письма. Через какое-то время в госпиталь пошел обратный поток писем, а затем стали приезжать родные партизан.
В дальнейшем эта функция — координатора партизанской почты перешла на Крымский штаб партизанского движения.
Иногда письма шли через Москву.
«ЦКВКП (б) Маленкову
Я не получаю ничего на мужа Каплуна Тимофея Григорьевича, хотя знаю, что он старший политрук и находится в Крыму в партизанах. Связи с ним не имею».
На письме в углу пометка «Упоминается в письме № 2 Мокроусова как комиссар отряда Тимощука. Письмо переправлено в Крымский обком». Далее следовал ответ из Крымского штаба партизанского движения: «16.02.43. На ваше письмо сообщаю, ваш муж Тимофей Григорьевич Каплун здоров и продолжает работу по выполнению партийного задания.
По указанию ЦК ВКП (б) вы будете получать пособие с 1 августа 1942 в одном из парторганов по месту жительства. О вашем местожительстве сообщим т. Каплуну. Пишите по адресу: г. Сочи. Крымский обком ВКП (б).
Секретарь обкома Б. Лещинер» [31, с. 83].
А вот фрагмент воспоминаний врача О.И. Сухарева.
«Однажды слышу незнакомый голос:
— Доктор, вам есть письма, получите их.
Я подумал, что принес кто-нибудь записку из деревни, но моему удивлению и радости не было предела, когда из рук партизана я получил два письма с почтовыми печатями и адресомt написанным знакомым почерком. Письма были от самого близкого мне в жизни человека, от жены из Ташкента. Уже полтора года она должна была считать меня погибшим после падения Севастополя, а теперь вдруг в лесу, в окружении врага — эти письма. Они доставили мне, кроме радости, бодрость и надежду на личное счастье. Жена и сын были здоровы. Они считали меня погибшим. И совершенно неожиданно получают правительственную телеграмму, что я жив, здоров и адрес для письма. В будущем я еще два раза получал письма от жены: и каждый раз края письма оказывались обгорелыми.
