— Ну вот, ты знаешь, мама, Ингрид примерно так и сказала, как Алик, — в голосе Джилл послышался испуг. — И говорит, мол, ты работаешь там, где все эти элитные, устрой мне это. Мама, говорит, согласна, отец, правда, пока не знает. И что мне делать? — Джилл пожала плечами. — Я не хочу сводничать.
— А кстати, девочка правильно мыслит, — продолжил Науйокс, наливая себе вторую чашку кофе. — Ты бы сама подумала об этом. Тебе даже искать никого элитного не нужно, у тебя и так есть жених. А то, как начнут тут палить, вдруг одна останешься? Что скажете, папа? — он бросил ироничный взгляд на Скорцени.
Тот покачал головой, но промолчал.
— Алик, не надо, я прошу, — Маренн прервала его. — Не надо нагнетать. Джилл не останется одна, ни при каких обстоятельствах. И даже не нужно забивать этим голову. Что же касается Ингрид, — она повернулась к дочери. — Раз она так хочет, это ее дело. Поговори с Ральфом, у него много друзей в дивизии, конечно, найдутся и холостые, кто и не прочь познакомиться с девушкой.
— А она как из себя, ничего так? — не унимался Науйокс. — А то эти музыкантши, они вечно кривые, косые. Природа, она ведь скупая, дает что-нибудь одно. Талант так талант, внешность так внешность.
— Нет, она не кривая и не косая, — Джилл снова обиделась. — Мама ее видела.
— Обыкновенная девушка, вполне симпатичная, — поддержала ее Маренн.
— Но вот ты говоришь: спроси у Ральфа, — Джилл снова подвинулась на стуле. — Но как я ему скажу? Знаешь, там одна моя подруга хочет элитного ребенка. Я даже не представляю. Это бред какой-то.
— Сама-то она элитная, чтобы элитного хотеть? — Науйокс допил кофе. — На нее еще посмотреть надо. А то мужчину элитного, а сама неизвестно кто. Ее проверить надо, по данным гестапо у Мюллера. Нет ли нежелательных примесей. Кстати, сходи к Мюллеру, Джилл, доложи, он тебя поучит, как надо службу нести. Пока мамочки нет. Будет полезно.
— Но она не хочет никаких чувств, — Джилл уже не обращала на него внимания. — Это меня смущает. Как у животных, что ли?
— Ну да, не только…
— Алик, придержи язык, — Маренн рассердилась ни на шутку. — Не надо устраивать балаган.
— А что? — Науйокс усмехнулся. — Ты сама послушай, кого ты воспитала, Маренн. Это же уму непостижимо. Она носит черный мундир, у нее маузер в кобуре, погон на плече, а что она говорит? И это офицер?
— Это не офицер, — отрезала Маренн, — это секретарь бригадефюрера и переводчик с английского и французского языков. Весьма неплохой переводчик, кстати. И с бригадефюрером не могут работать люди, которые не состоят в организации или принадлежат к какой-либо вспомогательной службе. Ты сам это знаешь. Слишком высокая степень секретности. Во всем остальном, вспомни, что говорит рейхсфюрер о высоких моральных качествах офицеров СС. Сами вы не часто следуете его наставлениям. Можно сказать, никогда.
— О высоких моральных качествах — да! Что-то было, рейхсфюрер высказывался, — согласился Науйокс. — Но вот насчет наивности — вряд ли. Кстати, чтобы долго не мучиться, познакомьте меня с этой фрейлейн Ингрид, — предложил он. — Тем более что даже мама согласна. У меня все просто, чувства меня не волнуют. Мигом устроим девушке что она хочет — и без проблем. Она и имени моего не узнает. А приятно. Давай адресок, Джилл. И больше не морочь себе этим голову.
— Не вздумай, — предупредила дочь Маренн. — Я не сомневаюсь, что он все устроит, такой мастер. Но как мы потом будем смотреть в глаза фрау Ирме? Тем более что она сейчас в клинике.
— Ты сначала Ирме что-нибудь устрой, — негромко заметил Скорцени. — А потом уж молоденькими девушками займешься. А то ты с Ирмой план не выполнил, а уже решил свернуть в сторону.
— Так на стороне всегда интереснее.
— Вот вы смеетесь, — Джилл вздохнула. — Но по-моему вообще так говорить — это какой-то бред. Приведи мне, чтоб ростом от ста восьмидесяти, блондин, со светлыми глазами. И обязательно в черном мундире.
— Я подхожу, — откликнулся Науйокс. — Дай адресок, Джилл. А что, Ральф разве не таков? Вот твоей подруге и завидно.
— Да, Ральф таков, — Джилл пожала плечами. — Но Ингрид с ним не знакома, и я ей даже не говорила никогда, Да и сама я никогда не думала, как она. Мы просто многое делали вместе, выполняя распоряжения бригадефюрера, и так получилось, я даже сама не знаю, как все это получилось. Как-то поздно вечером, я разбирала какие-то папки, он наклонился и поцеловал меня. Я испугалась. Просила больше никогда так не делать. Но потом он уехал в командировку. И я, сама не знаю почему, бросила службу и побежала встречать, когда увидела, что машина въехала во двор и он вернулся.
— Девочка моя, — Маренн обняла ее за плечи, — я когда-то пробежала чуть не три мили по глубокому снегу, даже не заметив этого, чтобы успеть сказать английскому лейтенанту свое имя. А он даже не спрашивал меня. Просто прошел мимо, и только.
— Но потом вернулся, как все мы знаем, — добавил Науйокс. — И написал целую дюжину твоих портретов, да и вообще наделал много разных дел, так что у твоего папочки волосы дыбом встали. Так что, адрес дадите? Надо помочь женщине. Пока большевики еще, правда, в Польше.
Под окном остановилась машина. Джилл вскочила со стула и подбежала к окну.
— Это Ральф. Бригадефюрер просил меня сегодня приехать на полчаса раньше. Мне надо идти. Мама, — она повернулась к Маренн, — ты, пожалуйста, я тебя прошу…
В глазах девушки блеснули слезы. Мать подошла и обняла ее, проведя рукой по волосам.
— Не волнуйся. Я уезжаю не в первый раз. Все будет хорошо.
— Я хотела спросить, мама, — Джилл отстранилась, заглядывая ей в лицо. — Можно, пока тебя не будет, Ральф останется здесь? Но ненадолго.
— Не то что останется ненадолго. Я бы даже просила его пожить здесь с тобой, — ответила Маренн. — Мне будет спокойнее. Я бы вообще почаще приглашала его оставаться у нас, а то от некоторых, — он бросила взгляд на Науйокса, — просто не протолкнуться. Как будто у них нет своего дома.
— А мне у вас больше нравится, — ответил Алик просто и предупредил: — Джилл, ты имей в виду, я к тебе сегодня зайду, так что адресок подготовь. А не то я доложу прямо рейхсфюреру, что ты препятствуешь воспроизведению элиты нации.
— Ты Ирме сначала доложи, — одернул его Скорцени. — А потом мы посмотрим, не убавится ли твой пыл.
— Иди, иди, — Маренн проводила Джилл до дверей, помогла надеть ей плащ, еще раз обняв, поцеловала в лоб и в щеку.
— Ничего не бойся, девочка моя, мы скоро увидимся.
Потом закрыла за дочерью дверь. В окно она видела, как Ральф вышел из машины, открыл перед Джилл дверцу, она юркнула в с «мерседес», и машина уехала.
— Как ты думаешь, — Маренн открыла глаза и прислонилась щекой к плечу Скорцени. — Алик все-таки взял у Джилл адрес этой ее подруги Ингрид?
— Что это ты вспомнила? — не открывая глаз, он поцеловал ее шею. — Нет, я даже уверен.
