Наконец ее подвели к Габелю. Прохаживаясь взад-вперед под окном и заставляя Маренн поворачиваться таким образом, чтобы ее лицо было хорошо видно бригадефюреру, комендант начал что-то быстро ей говорить.
Маренн устало смотрела на коменданта. В ее лице не замечалось ни страха, ни робости, ни подобострастия. Она смотрела прямо Габелю в глаза и спокойно ждала, когда же он скажет, зачем он позвал ее. Тень тревоги легла на ее лицо: не понимая, чего хочет комендант, она забеспокоилась о детях.
Дождь кончился еще днем. Но свинцовые тучи низко нависали над лагерем, оставляя лишь узкую полоску света на горизонте. И вдруг показалось солнце. Солнце, которого не видели уже несколько недель подряд, вдруг просияло радостным рыжим светом, там где свинцовая тьма почти что соприкасалась с землей, и его яркие лучи позолотили облака, весело запрыгали по лужам и стеклам, разбились на тысячи осколков, ударившись о мокрый асфальт.
Маренн выпрямилась, повернулась к окну и подняла голову, откинув волосы назад. Рыжие лучи ударили ей в лицо. Зеленые глаза женщины ожили и замерцали завораживающим изумрудным блеском в тени длинных темных ресниц. Поблекшие волосы, казалось, вновь обрели силу. Она улыбнулась. Улыбка девочки с фотографии времен мировой войны рассеяла последние сомнения.
Профессор де Кринис схватил Шелленберга за рукав:
— Это она, Вальтер! Я убежден в этом, это она! — взволнованно воскликнул он. — Какая несправедливость! Я сейчас же скажу ей, что мы забираем ее отсюда, — он попытался открыть окно.
Но Шелленберг удержал его.
— Не надо торопиться, Макс, — предупредил он: — Если Вы действительно убеждены в том, что эта женщина — Маренн де Монморанси, то обещаю, Вам скоро предоставится случай наговориться с ней вволю. Но не забывайте, нам надо еще убедить рейхсфюрера. Поэтому не стоит опережать события. Я рад, что Вы узнали ее. Это во многом облегчает дело, — он сдержанно остановил де Криниса, но скука и недовольство исчезли с лица бригадефюрера. Он с интересом смотрел на Маренн, пораженный жизнерадостностью ее улыбки. Словно кусочек солнца, упавший на землю, ее улыбка сияла среди этих серых бараков, унылых одиноких вышек и грязных луж. Как будто и не было в ее жизни страданий, не было боли, унижения, потерь. Так улыбались на картинах бессмертные мадонны Ренессанса.
Заметив разительную перемену в настроении бригадефюрера, Альфред Науйокс многозначительно взглянул на Скорцени. Но оберштурмбаннфюрер не обратил на него внимания. Он тоже смотрел на Маренн. Потом, оставив бригадефюрера со свитой у окна, быстро вышел из комнаты. Алик последовал за ним.
Посчитав, что он исполнил свою роль и уже достаточно долго распространяется о значении национал-социализма в истории человечества, пересказывая недавно слышанную речь Геббельса, комендант приказал охраннику увести Маренн. Украдкой взглянув на окно, он увидел Ральфа фон Фелькерзама, который сделал ему знак, что все в порядке. Вздохнув с облегчением, Габель вернулся в комендатуру.
Так же медленно передвигая ноги и низко опустив голову, Маренн шла по плацу обратно в барак, постоянно чувствуя за спиной вороненый холод автомата. Солнце снова спряталось за тучи. Его последние запоздалые лучи золотились в ее спутанных волосах. Вдруг что-то словно удар ножа резануло ее в спину. Маренн остановилась — нет, это не приклад автомата. Обернувшись, она увидела: на крыльце комендатуры стоял оберштурмбаннфюрер СС, который недавно приезжал с инспекцией из Берлина. Это его взгляд, властный и холодный, заставил ее остановиться.
Напрягаясь, она старалась получше вглядеться. Зрение в лагере ослабло. Но нет, она не ошиблась. Это действительно был он. Рядом с ним стоял еще один офицер, незнакомый ей.
Последний отблеск утонувшего в тучах солнца метнулся по плацу от него к ней. Блеснул на портупее и начищенных сапогах, зажегся печальным светом в ее глазах и погас, запутавшись в темных прядях. Стало темно. Бросив недокуренную сигарету на асфальт, оберштурмбаннфюрер ушел в здание комендатуры. Маренн отвели в барак.
— Так что у Вас там с разведшколой, Габель? — Вальтер Шелленберг рассеянно обратился к коменданту, усаживаясь в кресло за его стол. — По всем вопросам подготовки будьте любезны, составьте докладную записку и передайте моему адъютанту. Как я заметил, успехи у Вас пока небольшие. Эта школа нам нужна, Габель. И в ближайшее время мы пришлем наших специалистов, которые помогут Вам с ее организацией.
Шелленберг взглянул в окно.
— Уже совсем темно, — сказал он. — Мы потеряли целый день из-за этой поломки. Пора возвращаться в Берлин. Как вы считаете, господа? — он обратился к Скор цени и Науйоксу.
— Думаю, нам не следует задерживаться. Макс, Вы поедете в моей машине, — пригласил он де Криниса, — нам необходимо кое-что обсудить. Всего хорошего, Габель, — бригадефюрер попрощался с комендантом и встал из-за стола. — Жду Вашего доклада. Хайль Гитлер!
Вальтер Шелленберг вышел из кабинета, вслед за ним направились Макс де Кринис и Ральф фон Фелькерзам. Оберштурмбаннфюрер Скорцени подошел к коменданту лагеря.
— У вас было достаточно времени, гауптштурмфюрер, — произнес он ледяным тоном, пристально глядя с высоты своего роста на приземистую фигуру коменданта, — чтобы устранить те недостатки, на которые я указал Вам в прошлый раз. Полагаю, что сегодня вы разочаровали бригадефюрера, Габель. Мы вынуждены будем сообщить Вашему непосредственному руководству о том, что сотрудничество продвигается весьма затруднительно. Думаю, группенфюрер Мюллер должен принять меры и прекратить это пьянство, наконец. О поведении Вашего помощника мы отдельно поговорим в Берлине. Хайль!
Резко повернувшись, оберштурмбаннфюрер вышел из комнаты, оставив побледневшего Габеля в полной растерянности посреди его кабинета. Штандартенфюрер Науйокс, наблюдавший со стороны за происходящим, для усиления впечатления также нахмурил брови и вышел вслед за Скорцени.
Когда они подошли к машинам, Шелленберг уже садился в свой «мерседес». Он подозвал Скорцени и произнес слегка небрежно, как будто роняя слова:
— Господин де Кринис только что засвидетельствовал нам, что заключенная номер 9083 Ким Сэтерлэнд, исходя, конечно, пока из внешнего впечатления, является той, за кого себя выдает, то есть принцессой Маренн де Монморанси. Начало, таким образом, я думаю, положено. Однако окончательное решение зависит от того — как мы и обсуждали прежде, — сможет ли она доказать свою профессиональную квалификацию. Если все пройдет благополучно, считайте, что судьба Вашей протеже решена, — бригадефюрер сделал паузу, затем продолжил:
— Господин де Кринис составит письменное представление по сегодняшнему посещению, а господин фон Фелькерзам подготовит бумаги, необходимые для того, чтобы забрать заключенную в Берлин. Прежде чем докладывать рейхсфюреру, мы должны сами абсолютно увериться в своих доводах.
Проверить же, действительно ли эта женщина Маренн де Монморанси, а не ловкая самозванка, пытающаяся таким путем избежать своей участи, мы в полной мере сможем только в Берлине, в клинике Шарите. Я попрошу Вас, оберштурмбаннфюрер, при необходимости оказать помощь Фелькерзаму с оформлением документов. И так как Вы лучше знакомы с вопросом, начинайте готовить материалы для доклада рейхсфюреру.
