Маренн покоробило от отвращения, когда она услышала сообщение обергруппенфюрера, произнесенное с явной издевкой. Все-таки мерзавцы добились своего — уничтожили не физически, так морально, психологически раздавили. Страшно вообразить, что чувствовал сын, командуя расстрелом собственного отца…
— Вы слышите эту пустоту, фрау Сэтерлэнд? — язвительно поинтересовался Кальтенбруннер, кивнув на магнитофон. — Вот плоды Вашего «добросовестного труда», так сказать. Вы слышите? Отвечайте! — угрожающе повысив голос, он ударил кулаком по столу. — Слышите?
— Да, — подтвердила Маренн. Ее тихий ответ прозвучал разительным диссонансом по сравнению с громовыми раскатами голоса Кальтенбруннера.
— И я слышу, — обергруппенфюрер встал из-за стола и, обойдя его, подошел к Маренн. Крепко взял ее за подбородок. — А теперь скажите мне, почему? — проскрипел он сквозь зубы. — Почему я слышу эту пустоту? Где показания? Вы стерли их?
Размахнувшись, он хотел ударить ее по лицу, но остановился, взглянув на дверь, и как-то обмяк. Отошел. Снова сел за стол, забарабанил пальцами по папкам с бумагами, лежащим на столе.
— Ну что Вы молчите? — потребовал он уже спокойнее, не глядя на Маренн. — Объясняйте, объясняйте… Где показания генерала фон Корндорфа?
— В конце пленки, — стараясь держаться невозмутимо, ответила Маренн, хотя внутри у нее все дрожало от нервного напряжения.
— В конце пленки? Ах, Вы… — Кальтенбруннер выругался и смачно плюнул прямо на ковер. — Наивная Вы наша… В конце пленки — как раз лишь повторение тех показаний, которые он уже давал на предыдущих допросах. А меня интересуют… Вы не знаете, что меня интересует? Неужели? Где показания против сына?! Где они? Стерты?
— Их не было, — смело ответила Маренн. — У меня ничего не получилось.
Кальтенбруннер замер от удивления.
— Что? Что? Что? — переспросил он, наклоняясь вперед, как будто плохо расслышал. — Не было? Не получилось? Да что Вы говорите? И это заявляете Вы?! Кто же поверит, что Вы, специалист такого уровня… Вы нас за дураков, что ли, держите, а?!
— Позвольте, герр обергруппенфюрер, — прозвучал у Маренн за спиной голос Скорцени. Она вздрогнула. Значит, это он вошел, когда Кальтенбруннер хотел ударить ее. Ему, конечно, все известно. Ей не хотелось, чтобы Скорцени присутствовал при разговоре.
— Вы прослушали пленку, Скорцени? — быстро спросил его Кальтенбруннер.Он явно чувствовал себя неуютно. Глаза его как-то нервно заморгали. Очевидно, ему не терпелось глотнуть чего-либо горячительного — для успокоения.
— Так точно, — Скорцени подошел к магнитофону и выключил пленку. — Я прослушал.
— И каково Ваше мнение? — Скорцени бросил взгляд на Мюллера, тот отвернулся.
— Я полагаю, — неторопливо заметил оберштурмбаннфюрер, пристально глядя в лицо шефа СД, — нам не в чем упрекнуть фрау Сэтерлэнд. Конечно, ее неудача не делает чести ее профессиональным качествам. Вероятно, впредь нам не стоит привлекать ее к такого рода деятельности. Пусть занимается тем делом, что и до сих пор.
По если вспомнить, такие случаи уже бывали в нашей практике. Взять хотя бы историю с Эльзером — взрыв в Мюнхене в 1939-м, помните, Мюллер? С этим Эльзером работали четыре лучших гипнотизера Германии. И только одному удалось загипнотизировать его. Однако даже под гипнозом Эльзер дал точно такие же показания, что и раньше. Один из этих гипнотизеров наилучшим образом, с моей точки зрения, охарактеризовал личность подобного типа. Такие люди замкнуты, они — как в ракушке. Их надо выковыривать оттуда. Практически они не поддаются быстрому гипнотическому воздействию и трудно поддаются внушению вообще. Похоже, генерал фон Корндорф как раз и принадлежал к такой породе людей… По моим воспоминаниям, он был не очень то разговорчив и большой гордец.
Так что в данном случае, возможно, виновата не столько фрау Сэтерлэнд, — заключил Скорцени, — сколько следователи гестапо, которые до нее работали с арестованным, — при его словах Мюллер покраснел от возмущения, — они не подготовили его должным образом и вообще слишком торопились все побыстрее закончить.
— Послушайте, Скорцени, — попробовал вступиться за своих подчиненных Мюллер, но Кальтенбруннер прервал его:
— Помолчите, Генрих.
Он посмотрел на оберштурмбаннфюрера — их взгляды скрестились, как два клинка.
— А что думает по этому поводу Науйокс? Он тоже слушал пленку? — жестко спросил Кальтенбруннер.
— Да. Он согласен со мной, — не задумываясь, ответил Скорцени. — Его пригласить?
— Не надо.
Эрнст Кальтенбруннер размышлял. Ему не хотелось уступать, но и ссориться со Скорцени он считал опасным. Таким образом он рисковал потерять важного, серьезного союзника — цементирующую основу всей своей коалиции. Если она развалится, это нанесет непоправимый вред реализации далеко идущих планов обергруппенфюрера по свержению Гиммлера. Не арест, об аресте уже не могло быть и речи, но даже унижение Ким, его гражданской жены, сделает из Скорцени врага — он снова переметнется к Шелленбергу и Гиммлеру, а учитывая его влияние на фюрера…
Конечно, для Кальтенбруннера явилось неожиданностью, что Скорцени столь рьяно встанет на защиту своей неверной супруги, с которой, как полагал шеф СД, — они давно уже расстались из-за ее любовной связи с Шелленбергом.
Безусловно, как и Мюллер, и как сам Кальтенбруннер, Скорцени прекрасно понимал, что Ким просто стерла запись, но хотел выгородить ее. Нет, Скорцени лучше иметь в друзьях. Пока. Там будет видно. Пусть забирает свою шлюху. Сегодня ей повезло, она отделалась испугом.
— Хорошо, — Кальтенбруннер слегка пристукнул ладонью по столу. — Мы еще разберемся с этим. А пока, фрау Сэтерлэнд, вы можете идти. Вы больше не нужны. И не забудьте прихватить оружие… Хайль!
Неожиданная покладистость шефа СД изумила Маренн и привела ее в замешательство. Мысленно она уже готовилась к самому худшему. Но не заставляя повторять себе дважды, она быстро вышла из кабинета Кальтенбруннера.
Белорусский излом
В течение весны и лета 1944 года советские войска потеснили немцев из Белоруссии и части Прибалтики, а в начале осени вышли к Кенигсбергу, столице Восточной Пруссии.
В сентябре Маренн оказалась в расположении группы армий «Центр», отступавших с боями от Лиды. Она прилетела вместе с адъютантом Шелленберга, штурмбаннфюрером СС Ральфом фон Фелькерзамом. По заданию шефа он проводил семинар с офицерами армейской разведки, поступившими после неудавшегося путча в июле 1944 года и ареста адмирала Канариса в непосредственное подчинение бригадефюрера СС.
Сразу после приземления на военном аэродроме Маренн отправилась с инспекцией по госпиталям, а Ральф фон Фелькерзам остался при штабе армии.
Накануне возвращения в Берлин они вместе посетили психиатрическую клинику доктора Гасселя в Кенигсберге, где проходили специальную подготовку агенты, засылаемые в тыл русских войск: опытные специалисты обучали здоровых людей имитировать симптомы, чтобы они с успехом могли изображать душевнобольных, отрабатывая свою «легенду». Пробыв в клинике целый день, Маренн и Ральф возвратились в штаб — наутро был заказан самолет на Берлин.
