В городах дело шло быстрее, и у короля здесь были козыри — налоговые, торговые, монетные привилегии. Поднять строения из руин, отстроить жилища, укрепить мосты, вновь благоустроить судоходные фарватеры, восстановить пристани — все это требовало денег, и казна где-то брала или находила их. Достаточно было снизить пошлину за перевозку какого-то товара, освободить податных, уступить общине жителей налоговые поступления, собираемые с них самих или с других. Поскольку все люди стремятся туда, где могут достичь процветания, легко было предвидеть, что недополученная в ближайшее время прибыль очень скоро обернется доходом. Карл VII любил повторять: не в его интересах оставлять «малонаселенными» такие города, как Париж или Тулуза, Труа или Мо, Дьепп или Лувье.
Так, он помог бюргерам Нарбонна отстроить двадцать семь принадлежащих им мостов по всему течению Ода и восстановить дороги, без которых нельзя было тянуть корабли. Для этого они получили на двадцать лет доход от налога под названием «блан» (blanc), составлявшего пять денье со ста фунтов соли, продаваемой на солеварнях региона (в Нарбонне, Капестане, Сижане, Лапальме, Пейриаке) и доход от «заставы», поставленной на Пон-Ферме, в двух лье от города: денье с пешего, два с конного, пять с вьючного животного.
В других местах иногда довольствовались тем, что освобождали местную торговлю или региональные перевозки от того или иного налога или повинности, отягощавших их и усугублявших тяжелое положение разрушенных инфраструктур. Мерой наиболее общего характера из мер такого рода была отмена в 1444 г. всех мостовых пошлин, введенных во время войны на Сене и ее притоках.
Надо было избавить коммерцию также от пут, созданных кризисом. Так, парижские купцы некоторое время компенсировали убытки от продаж, делая займы в счет будущего дохода от своих лавок. Конституированная рента с рыночных прилавков в конце периода застоя была настолько несоразмерна возможному доходу — доходу от оздоровляющейся торговли в городе, который еще надо было заселить заново, — что многие предпочитали бросить свое дело. Ипотека пожирала доход. Чтобы найти выход из этого тупика, правительство Карла VII пошло на решительные меры — разрешило банкротство. Король упразднил все конституированные ренты с рыночных прилавков. Его юристы нашли ему превосходный аргумент: подобную ипотеку запретил когда-то Филипп Красивый. Кредиторы почти не протестовали: они давно закаялись добиваться чего бы то ни было от закрытых торговых предприятий. Но каждый надеялся, что в результате банкротств на рынках появятся торговцы, товары и, следовательно, покупатели.
Правительство Карла VII также попыталось оживить торговые потоки, парализованные войной, и даже создать их заново сообразно новой политической карте. Самым активным инициатором этой политики, несомненно, был Жак Кёр, вошедший в Королевский совет в 1443 г. Он действовал не в одиночку. Но именно Жак Кёр тогда придал средиземноморской торговле Франции совершенно новый импульс. Он создал компанию «Галеры Франции», чтобы избавиться от дорогостоящего посредничества итальянцев в связях с Востоком, и утвердил назначение Монпелье средиземноморским портом королевства, еще не владевшего Марселем. Чтобы укрепить это предприятие, Карл VII предоставил своему казначею монополию на экспорт французских товаров в мусульманский мир. Потом он предоставил льготы портам Эг-Морт и Ла-Рошель, избавив их от нового налога, которым обложили экспорт пряностей и всех восточных товаров — экспорт, который в 1446 г. по всем сухопутным дорогам был запрещен. Король прямо-таки вынуждал купцов выбирать те или иные маршруты.
Политика в отношении ярмарок вытекала из тех же забот, из того же дирижизма, диктуемого необходимостью содействовать экономическому подъему. Ярмарки давно пришли в глубочайший упадок. От шести ежегодных съездов, собиравших в четырех шампанских городах купцов всей Европы, осталось лишь смутное воспоминание. Ярмарки в Ланди, рядом с Сен-Дени, сохранялись до середины периода английской оккупации, но в только качестве местного продовольственного рынка, а не делового центра. Ярмарки, созданные в Лионе в самый разгар кризиса, в лучшем случае прозябали. Что касается лангедокских ярмарок в Пезенасе и Монтаньяке, они остались крупными центрами торговли сукном между Лангедоком и Руссильоном, но болезненно воспринимали угрозы, которые чаще создавали живодеры всех мастей, чем набеги английских армий.
В этот-то период Карл VII счел ловким ходом (результаты его разочаруют) увеличить число ярмарок в стране. Во всяком случае, ему пришла в голову хорошая мысль оживить бывшие ярмарки, предоставив той налоговые льготы, другой торговые монополии. Так он создал иллюзию воскрешения шампанских ярмарок: ордонанс 1445 г. восстановил шесть ярмарок, подтвердил прежние привилегии, ввел новые. Но все это не компенсировало открытия сухопутных путей, отныне вполне надежных, через Сен-Готард и Бреннер и морского пути через Гибралтар, появление которого еще в 1300-е годы резко изменило карту торговых связей между средиземноморским миром и странами Северного моря.
В Лионе было две ярмарки в год, которые еле теплились. Не придав этому значения, учредили третью и велели, чтобы все французские и иностранные монеты имели на этих ярмарках свободное хождение. Это значило избавить рынок от определенных оков: прежде он страдал от того, что купцы были обязаны менять иностранную монету.
Точно так же Карл VII вернул ярмаркам в Ланди, заснувшим лет на пятнадцать, относительное процветание путем освобождения от некоторых налогов, которого хватило, чтобы привлечь купцов из Фландрии и Артуа, Шампани и Бургундии. Ланди уже мог быть лишь чисто региональным экономическим центром. Во всяком случае, он пользовался исключительным географическим положением: это был перекресток речных и сухопутных путей, ведущих в Париж, но без корпоративных ограничений, которые действовали в столице и сдерживали там инициативу.
Королевское правительство сумело также повысить значимость лионского «перекрестка» и помочь этому королевскому городу в торговом соперничестве с Женевой. Ордонанс 1445 г. запретил всем купцам вывозить какие бы то ни было товары на женевские ярмарки, предварительно не выставив их — то есть не предложив для продажи — на лионских. Политика в отношении портов и ярмарок имела общую направленность: Карл VII создавал карту французской торговли.
Это делалось в расчете на будущее процветание. Король восстановил ярмарки в Ланди 15 апреля 1444 г., за шесть недель до Турского перемирия. Правда, сделано еще ничего не было, а в первую очередь надо было заново заселить города.
Увеличить и умножить население, число людей всякого сословия и достатка, что не могло бы совершиться ни быстро, ни легко, если там не станут часто появляться люди и товары.
Может быть, легче всего к тому моменту было заново заселить столицу. Королевская администрация, вернувшись, образовала слой людей с высокой покупательной способностью, которая всегда способствует активизации дел, даже когда жалованье платят с запозданием. Нужно было лишь немного стимулировать миграцию простонародья, чтобы возобновилась прежняя оживленность. Это и сделал Карл VII, освободив на три года от всех налогов — кроме налога на вино — нормандцев, которые пожелают бежать от английского владычества и обосноваться в Париже. Тем самым он выигрывал по двум статьям: увеличивал число парижан и уменьшал численность податного населения в ланкастерской Нормандии. Чтобы ускорить экономическое разорение противника, король даже ввел запрет на импорт всего английского, нормандского или бордоского сукна.
