После тяжелых сражений наш эскадрон был отведен на окраину Ясс. Там даже еще ходил трамвай, и общественным транспортом можно было добраться почти до линии фронта. Мы же, наоборот, ехали с фронта на танке и останавливались возле солдатского санатория. Усталые и грязные, мы спрыгивали с танка, чтобы в солдатском санатории выпить несколько кружек пива. В перерывах между боями мы видели крестьян, которые, не обращая никакого внимания на военные действия, обрабатывали свои поля. Во время такого краткого перерыва ко мне подошел отличившийся во многих атаках и награжденный Железным крестом I класса обер-вахмистр, которого вскоре должны были откомандировать в офицерскую школу. Он спросил меня, не могу ли я немного помочь ему по истории. Теперь абитуриент, который из-за своего школьного образования во время службы рекрутом считался неполноценным солдатом и должен был так часто выполнять команду «лечь-встать», был освобожден от служебных формальностей и произведен в преподаватели истории.
После смерти нашего бывшего командира эскадрона меня откомандировали сфотографировать могилы погибших солдат нашего эскадрона, похороненных на кладбище героев под Яссами. Там еще был художник, делавший надписи на скромных деревянных крестах. В руке он держал длинный список фамилий. Он аккуратно писал их на крестах, которые затем втыкали в землю у изголовья могил. После этого я фотографировал могилы, украшенные крестами и цветами. Лишь две пленки времен моей солдатской службы оказались потерянными. Мне очень жаль, что одна из них была с теми снимками.
После командировки в качестве фотографа меня отправили инструктором в румынскую часть. В течение восьми дней, включая учебное вождение, я с парой других товарищей из дивизии учил работать на радиостанции румынских солдат, которые в то время воевали на стороне немцев или должны были воевать.
Пока мы были на отдыхе в ближайшем тылу под Яссами, каждую ночь через каждые полтора часа нас бомбила союзная авиация. Каждый раз, когда начинали падать бомбы, мы укрывались от осколков в окопах, ругаясь, что на отдыхе нет ни минуты покоя. Из-за участия в подготовке румын я снова отстал от моей части, которую тем временем погрузили в эшелоны и отправили защищать родину 24-й танковой дивизии — Восточную Пруссию. Однако туда она не доехала, а остановилась в Польше, где особенно сильно разгорелся пожар войны. Вскоре в товарном поезде я отправился за 12-м эскадроном. Я знал, что снова буду участвовать в боях. Но чувство принадлежности к моему танковому эскадрону было больше моего сожаления о том, что я оставляю румынскую часть в тыловом городе.
Награждение орденом
Железный крест во время войны развился в один из важнейших приводных ремней боевых действий. Орден хотел носить и простой солдат, и офицер, чтобы по отношению как к вышестоящим и подчиненным, так и по отношению к равным в звании считаться лучшим и даже привилегированным солдатом. У вахмистра без Железного креста I класса по отношению к вахмистру с Железным крестом I класса отсутствовало важное украшение. В моем эскадроне был унтер-офицер, которого позднее произвели в вахмистры. Он был награжден Железным крестом I класса и серебряным знаком за пять ранений. Он совершенно открыто, но серьезно говорил, что стремится получить легкое ранение, чтобы каждому мог показать на своей груди золотой знак и чтобы все могли видеть, что «перед ними стоит герой». В этом отношении представляет интерес ответ Й.В. Феста на вопрос, что в 1933 году немцев привлекало в Гитлере. У него был Железный крест I класса — высокая награда для военнослужащего в солдатском чине.
Если другие командиры танков, завидев противника, прятались в люке танка, чтобы управлять боем, наблюдая через смотровые щели командирской башенки, то упомянутый унтер-офицер высовывал голову из люка. Не то противник, не то Бог услышали желание повредившегося умом от войны. Он получил не слишком тяжелое осколочное ранение в голову, за что его наградили желанным золотым значком. Теперь всякий по бросающемуся в глаза знаку на его груди мог понять, что это — танкист, «храбро зарекомендовавший» себя в длительных боях. При своих наклонностях этот унтер-офицер, как я мог сам убедиться, был очень храбрым солдатом. Он получил позднее Немецкий крест в золоте, а в самом конце войны — еще и Рыцарский крест. Но последний он так и не смог носить, так как после 8 мая 1945 года каждый солдат должен был спрятать свои награды, чтобы солдаты оккупационных войск не отобрали их в качестве сувенира или трофея.
Многим солдатам ордена действительно вручались за храбрость в бою. Так, например, в нашей дивизии фон Ланген-Штайнкеллер перенес все тяготы походов во Франции и России в качестве кавалериста, а потом уже танкистом был всегда впереди как командир взвода, эскадрона, батальона и полка. Всегда сражался ответственно и решительно. После того как во Франции он получил Железные кресты I и II классов, в России он получил Немецкий крест в золоте, а будучи уже командиром полка — Рыцарский крест. Так как он все время воевал на передовой, он получил пехотный штурмовой знак и знак за ближний бой, а за полученные многочисленные ранения — Золотой знак «За ранения».
Но не всегда ордена давали за храбрость, как об этом было написано выше. Если командир танка острым глазом через свой прицел выявил противника и определил важную цель, а первоклассный наводчик затем эту цель поразил, то это тоже были предпосылки для награждения орденом. В таких случаях особенно отличались летчики-истребители, бомбардировщики и командиры подводных лодок. У пехотного солдата или гренадера таких шансов было существенно меньше. В любую погоду и на любой местности ему приходилось бороться с противником «с глазу на глаз».
В моем эскадроне повезло одному вахмистру: со своим танком он стоял на опушке леса, когда через этот лес пошли вдруг русские Т-34. Наводчику удалось тогда наверняка подбить восемь танков. Награда вахмистра заключалась в получении знака о занесении в списки почета Сухопутных войск, а наводчик получил Железный крест I класса и был произведен в унтер-офицеры. Но и вахмистр под самый конец войны получил все же Рыцарский крест.
Особенно драматические переживания о Рыцарском кресте описывает Г. Кошоррек в своей книге «Не забывай суровые времена», в главе «От Рыцарского креста к скромному деревянному». Тогда солдат Густав из 21-го мотопехотного полка 24-й танковой дивизии командовал двумя пулеметами. Вдруг они потеряли связь со своими взводами. Потом этот товарищ рассказывал: «Когда я со своим вторым номером почти вышел из леса, то увидел стоящие на опушке три танка Т-34. Их экипажи вылезли и оживленно разговаривали с офицером. Мы сразу же поставили оба пулемета за деревьями на огневую позицию, я и Густав дали очереди по русским. Двух сразу же убили, а остальных захватили в плен. Мы установили, что эти танки прикрывали фланг русских, и при них даже был передовой артиллерийский наблюдатель, корректировавший заградительный огонь русской артиллерии.
То, что произошло потом, было для нас просто праздником. Мы смогли от опушки леса вести огонь по окопам противника. Поэтому наши подразделения, участвовавшие в захлебнувшейся атаке, снова смогли пойти вперед. И полку удалось захватить первую линию обороны русских с незначительными потерями. И это было единственное хорошее, о чем можно сообщить.
