Впрочем, случалось, что один умело действующий миномёт боевиков был способен деморализовать батальон…
«Поймайте мне этого грёбаного миномётчика!»
Александр Соловьёв, командир разведывательного десантного взвода, старший лейтенант:
— Однажды в эти дни мы работали в районе Гехи, Валерик, Лермонтов-Юрт с целью обнаружения противника. Работали двумя группами. Первую возглавлял капитан Середин, его заместителем был лейтенант Кляндин, вторая — моя. При постановке задачи в расположении батальона комбат сказал, что в этом районе работает пара неуловимых миномётчиков, которые методично и безнаказанно обстреливали позиции мотострелкового батальона. Ровно в семнадцать часов они начинали обстрел и вели его несколько минут. И так — несколько дней подряд. К семнадцати часам в полку замирала жизнь, гас свет, всё переставало двигаться. Все сидели в окопах «и молились в ужасе». Целый батальон задрочил, сука, как потом оказалось, всего лишь один миномёт!
Приезжаем в батальон где-то за полчаса перед обстрелом, все уже бегают на корточках. Приказал своим: «От машины не уходить, быть здесь начеку». Старшим остался мой зам. Пошли с Серединым и Кляндиным к комбату пехоты, чтобы договориться о паролях, проходах в минных полях. Искали его долго — палаток нет вообще, голое поле! Пехота так врылась в землю из-за этого миномёта, что палатки закопали по самые шпили. Смотрю — вспышка взрыва впереди. Идём дальше. Слышу — свистит мина, я падаю. Под ногами откидывается люк из земли: «Стой! Кто идёт?». Пехота в землю зарылась, как кроты. — «Разведка пришла!» — «А мы вас давно ждём. Что ж вы так, под обстрел приехали?». — «А где ваш комбат?» — «Здесь, здесь». В предбаннике палатки часовой с автоматом. Захожу — деревом всё обшито, как в блиндаже, и темно. — «Держитесь за меня и вперёд!». Часовой провёл меня дальше, захожу — в тамбуре радист сидит, вижу чайник, ещё двое часовых, за пологом свет пробивается. — «С оружием нельзя! — «Так я и есть оружие, меня раздевать надо полчаса, на мне всё стреляет. Доложите, что командиры разведгрупп из 84-го прибыли». Часовой докладывает. — «Ну что? Можно?» — «Можно, с оружием», и откидывает полог.
Я минуту стоял не шевелился: думаю — мне приснилось, или меня убило, и я на том свете: войсковая палатка, а по стенам ковры, наверху громадная люстра, горит ярким светом, стоит огромный телевизор, на полу — белый пушистый персидский ковер, прозрачный столик, большой дубовый стол с резными стульями, кожаный огромный диван, стенка стоит из морёного дуба, на полках — хрусталь. Везде мягкие игрушки. Сразу видно — подарки от нищего, но благодарного чеченского народа.
В углу — сидит здоровый, уставший мужик в ярком халате с «винни-пухами», в тёплых домашних тапочках, и выставил забинтованную окровавленную ногу. На столе пульт, по телевизору — мультики американские. Стою и соображаю: «Куда я попал?». А наверху обстрел идёт. По забинтованной ноге понял, что это комбат, солдаты рассказывали про его ранение. — «А-а, это вы, разведчики».
Стою в резиновых сапогах, грязных по колено, на белом пушистом ковре. — «Идти по нему что ли?», думаю. — «Ну, что ты там встал, проходи, разведчик!». «По белому ковру?». — «Ну, что там, язык, что ли проглотил? Да так проходи, у меня этих ковров…». Иду, с сапог грязь отлетает на белый ковёр. — «Садитесь. Чай, кофе, водка? Поймайте мне этого грёбаного миномётчика, только живого мне его приведите!».
Пехотный комбат начал рассказывать, что у него вчера солдата ранило, офицера убило, сам вышел поссать и вот — «сейчас здесь сижу и в баночку писаю. Приведите живого, что хотите за него дам — шмотья любого, оружие». Комбат расстелил на столе карту.
Определились с обстановкой и я пошёл с группой работать. В принципе их миномётчик был не нашей головной болью, нас скопления людей и техники интересовали, просто эти архаровцы все равно работали в нашем районе, да и знали мы с Андрюхой Серединым, что пехоте помочь надо: разведроту полковую накануне крепко потрепали, технику пожгли. Знали точно, от очевидцев — досталось им.
Около недели отрабатывали район двумя группами. Информации собрали достаточно и по группам боевиков, и по маршрутам их передвижений. Конечно, не забыли и про наших «неуловимых мстителей». Перед очередным выходом пошли с Серединым к комбату с предложением организации засады на маршруте перемещения бандгрупп и позициях обстрела миномётом. Но комбат категорически заявил, что с нас хватит, поработали мы хорошо, нам нужно отдохнуть и дать поработать другим группам. В эту ночь, на то место, пошли группы 1-й и 2-й роты и «съели наш сыр!». Обидно было до слез, но мы с Андрюхой — молодцы, выдержали это страшное горе, залив его горькой! Если честно — наши группы были просто вымотаны!
Через пару дней я узнал о том, что после 1-й и 2-й роты там поработала, наверняка по нашей информации, группа спецназа «чучкарей». Оказалось, что миномёт боевики привозили разобранным на ослике под хворостом, в виде оси телеги. А мины мальчишки заранее приносили в корзинах и раскладывали в тайниках. Интересно, что тележку с осликом на блокпостах проверяли не один раз и ничего подозрительного не находили…
Александр Куклев:
— В каждом мотострелковом или танковом полку есть свои разведчики, целая разведывательная рота. Также есть один или два артиллерийских дивизиона, в которых есть буар — батарея управления и артиллерийской разведки, в шутку её называют батареей украинцев и армян. У артиллеристов есть средства артиллерийской разведки, которые способны засекать артиллерийские и миномётные выстрелы и путём вычислений выдавать координаты стреляющего орудия.
Имея в арсенале полка такие средства артиллерийской разведки, роту «рексов» (полковая разведка — авт.) и не суметь засечь миномёт, стреляющий с завидным постоянством в одно и то же время …
Наверное, такие уж были «рексы»…
«Как себе всё это объяснить…»
Иван Кузнецов, командир взвода, старший прапорщик:
— Нередко батальон неправильно использовали, не по назначению, как обычную пехоту. Так в первые дни операции подполковник Тупик предлагал атаковать одну высоту цепью, с интервалом пятнадцать метров между людьми. Майор Паков ему сказал: «Это не пехота, а разведбат, нельзя так воевать». Настоящего, отлаженного взаимодействия между родами войск так и не было.
Случалось, что воевали друг с другом. Связь, по сравнению с бандитами, у нас была просто допотопной. Радиостанция на солдате — весом 15 килограммов, полчаса походил с ней — какой из него после этого воин! По ровному месту идёшь — связь есть, в лощинку спустился — связи нет. В случае если группа попала в засаду, вызвать помощь по рации было иной раз просто невозможно! У бандитов связь — ноутбук с антенной, «Кенвуды», они работали как сотовый телефон. У нас батарейки для рации были такие слабые, что если группа уходила на задание утром, на зарядку аккумуляторы надо ставить с вечера. Аккумуляторы были такие, что выработали тройной срок — он просто рассыпается! Батареек для приборов ночного видения нет. Из карманных фонариков батарейки снимали.
Однажды с пленного сняли бронежилет — весил всего 4,5 килограмма. Австрийский, из кевлара. Наш — 15 килограммов надо на себе таскать. И никакой гарантии, что спасет: если пуля попадёт — динамическим ударом почки отобьёт.
