Приехали с этим полковником на базу спецназа, там ему рану перевязали и в яму посадили, чтобы подумал.
Возвращаться в батальон решили не напрямик, полем, а дорогой. До главной дороги оставалось метров двести, как — взрыв! В ушах звенит, в глазах темно. Первая мысль, по запаху: попали по нам из гранатомёта. Скатились с брони, и давай стрелять по сторонам. Осмотрелись — поняли, что наехали на фугас, и хорошо ещё, что правой стороной БМП, иначе механик-водитель бы точно погиб. Мы все сидели на левой стороне машины. Смотрим, оторвало гусянку, (гусеницу — авт.) каток улетел — так его и не нашли. И двигателю хана. Никто не ранен, только все контужены. Это нас броня спасла… За нами шёл спецназовский «КамАЗ». Если бы он шёл впереди нас — никого бы там не осталось в живых. Командир спецназа заорал: «Все, успокойтесь! Хватит стрелять, «духи» ушли!»…
Смотрим — никого нет по сторонам, только вдали белая машина. Стали вызывать помощь по рации. Мы, когда ехали, видели нашу роту, но позывной Хамитова не отвечает, другого взводного — не отвечает, третьего — тоже. Вызвали комбата, доложили, что подрыв «коробочки». — «Двухсотые, трехсотые есть?» — «Нет. Все живые». Комбат сказал, что поднимает роту Хамитова нам на помощь. А спецназ в это время все машины тормозит на дороге. Подошла БМП от Хамитова. «Бэху» нашу подбитую зацепили тросом. И видим — автобус идёт. Останавливаем. Там женщины ехали, и давай кричать на нас! Водитель мне говорит тихонько: «Там двое в конце салона — не наши». Заходим в автобус на задних сиденьях — двое на вид лет по 25, в камуфляже, без оружия. — «Документы!». Парни показали военные билеты, сказали, что служат в Моздоке во внутренних войсках, а ездили в Грозный к родственникам. — «Ничего себе — в Грозном-то боевики! Как проехали?».
Привезли этих задержанных на ЦБУ, а нам: «Вы взяли, вы и допрашиваете! Рапорт составите — нам привезёте». Связались с воинской частью в Моздоке, узнать — были у них такие контрактники или не было. — «Были такие, уехали к родственникам и пропали месяца два назад». Пропали, значит — боевики. Оформили их, как полагается, отвезли на ЦБУ и сдали вместе с документами.
Вечером батальонный врач Елена Ивановна Чиж пришла к нам в роту, проверить, как мы себя чувствуем после подрыва фугаса. Пощёлкала перед глазами пальцами. Слышал я тогда плохо, но реакция была нормальная.
«Не взяли грех на душу…»
Александр Куклев, начальник разведки дивизии, подполковник:
— При подрыве этой БМП не погиб ни один военнослужащий. Дело в том, что «ребристый лист» (так называют механики крышку силового отделения) не был закреплён болтами, просто лежал. В противном случае механик-водитель мог погибнуть.
Этих двоих пленных в камуфляжах мы никуда не отправляли, их приказано было расстрелять. Но я нашёл своего однокашника по академии полковника Чумаченко Александра, который в это время был начальником штаба группировки ВВ в ГРВ «Запад». Сообщил ему данные о задержанных, просил выяснить, есть ли такие. Через два дня после приказа расстрелять приехал Чумаченко на БТР с представителями части, где служили эти контрактники. Слава Богу, не взяли грех на душу.
«Под наших косили…»
Иван Кузнецов:
— А я допрашивал этих пленных и прямо их спрашивал: «Вы чеченцам друзья? — «Нет, кровные враги». — «Тогда посмотрим логически: если враги, как же вы прошли три кольца обороны, там покрутились и назад?». Предметно с ними поработал: «Ты для меня враг, темнить с тобой не буду: ты мне не нужен. Дети есть? Есть. Жить хочешь?», и убедился: под наших «косили». Как они прошли три кольца обороны «чехов» без оружия? Почему их боевики нигде не тронули?
В итоге эти ингуши написали мне показания по 2–3 листа с двух сторон. Потом меня вызывали с их бумагами в штаб группировки. Они показали по карте, где они были в Грозном, многое совпало, значит — правду сказали.
В середине ноября батальон встал лагерем неподалёку от республиканской психиатрической больницы в районе села Самашки.
«Давайте ваши тарелки!»
Елена Чиж, начальник медслужбы батальона, капитан:
— Поехала туда с прапорщиком Алексеем Трофимовым. Главного врача нет, везде запустенье. Ходили по зданию, смотрели колодец, есть ли вода. В кабинете главного врача — хаос: открытый сейф, на столе паспорта навалом, истории болезней. Помню, как читала записи на перекидном календаре главного врача: «Сегодня снова бомбили». «Нет света». «Нет дров». «Надо больных сдать в колхоз, там дадут за них еды». «Продуктов осталось на сутки». «Молоко взять в колхозе». «Сегодня снова бомбежка». «Осталось (не помню сколько — Елена Чиж) больных».
Нашли сарай с медикаментами, взяла там хлорки для наших, и столько там оказалось аминазина! Выкопали яму, облили аминазин бензином и сожгли его — иначе дураки-пехотинцы бы забрали.
Открыли дверь какой-то палаты, за решёткой — больные, несколько человек, кого не разобрали местные жители. Помню, что была среди них одна молодая чеченка, русская женщина, старушки. Голодные глаза… Мы поняли, что они заперлись изнутри. — «Вы нас не бойтесь! — говорю, — мы привезём вам еды». Я приехала в батальон, доложила об увиденном командиру. Взяли бачки с кашей и поехали в психбольницу. — «Давайте ваши тарелки!» — кричу. Поняли, бегут с тарелками. Потрясающая была картина, как больные ели эту кашу… Ложек ни у кого нет. Какой-то безумный кот орёт, в миску к мужчине лезет, он его отгоняет, потом вместе едят. Так мы несколько дней кормили брошенных обитателей этой больницы. Мы больным раздали халаты, найденные на складе, а то они ходили в тряпье. Одна бабушка у них за это время умерла, старенькая, звали её Ивановна…
А потом из местной администрации приехали к ним дядьки большие на «Волгах», и спрашивали, как их обижали русские.
Из журнала боевых действий:
«С 14 по 20 ноября личный состав батальона вёл разведку лесного массива на окраине Самашки, а также в направлении Закан-Юрт, Гехи. В ходе ведения разведки мест базирования бандформирований не обнаружено. 21 ноября при проведении засады в районе перекрёсток дорог была обнаружена группа боевиков в количестве 5 человек. В ходе боя группа боевиков была уничтожена, у них были изъяты документы, образцы формы одежды, боеприпасы.
22 ноября две разведгруппы под командованием капитана Тритяк О. В. при проведении засады в районе брода обнаружили группу противника, переходившую брод. После открытия огня группа противника частично была уничтожена и отошла, перегруппировавшись, открыла ответный огонь.
Вызвав бронегруппу и открыв ответный огонь, разведгруппы отошли в расположение 15-го мсп. В результате ведения разведки и боя были взяты документы с убитого полковника ВС ЧР, образцы формы одежды и боеприпасы. Потерь личного состава и техники нет».
Из наградных листов:
…22 ноября разведдозор под командованием капитана Олега Тритяка, командира 1-й разведроты, в районе Гехи обнаружил брод. Командир роты решил поставить здесь засаду. Ночью к броду вышли до 12 боевиков и пытались преодолеть его. Выждав, когда основные силы боевиков увязнут на переправе, капитан Тритяк дал команду на огневое уничтожение противника. Был уничтожен зам. командира оперативно-тактического соединения НВФ. (по оперативной информации, он воевал в Ботлихском районе Дагестана и был одним из руководителей взрывов на рынке во Владикавказе). Капитан Тритяк спустился к воде и захватил его документы. Выйдя из-под перекрёстного огня, без потерь в группе организовал скрытный отход в безопасное место. В результате операции уничтожено 7 боевиков, захвачены документы и вооружение. Боевикам был нанесён большой психологический урон, который безусловно создаст деморализующий эффект в НВФ. Представлен к званию Героя России.
