Я нервно рассмеялась.
— Прекрасный способ избавиться от моего присутствия, но не
слишком-то оригинальный.
Нина Аркадьевна посмотрела на меня, как на дурочку.
— Вот она, благодарность, — с укором произнеcлa моя
родственница. — Стоит только проявить заботу о ближнем, как тебя сразу обвинят
в корысти. Да живи здесь, сколько хочешь, все равно мы весь день на работе. Мне
ты не мешаешь, но тебе же надо давать на лето дом в Сестрорецке, а значит,
придется выходить на улицу. Где гарантия, что этот подонок не выследит тебя?
— А где гарантия, что он не выследит меня у Алисы?
— Если Алиса к этому причастна, вряд ли ей выгодно быть
свидетелем твоей смерти, следовательно, на текущий момент самое безопасное
общество — это ее семья. Уж там-то тебя точно убивать не станут.
Нет, моя Нина Аркадьевна просто садистка какая-то. Видит же,
как я коченею от каждого ее слова, а продолжает.
— В любом случае, раз ей хочется выглядеть сочувствующей, то
пусть берет своего Германа и везет тебя в Сестрорецк, — заключила она.
— А мой родной дядюшка, значит, не хочет выглядеть таковым?
— спросила я, намекая на его автомобиль.
— Твой дядюшка болен, стар и работает с утра до вечера. В
конце концов, у него кафедра, — урезонила меня последним доводом Нина Аркадьевна.
Я не стала травмировать несчастную различными сомнениями и
подозрениями насчет аспиранток и студенток, а благородно промолчала. К тому же,
окончательно уразумев, что здесь мне точно не светит, я обратилась помыслами к
Алисе.
— Но если Алиса жаждет моей смерти, зачем она понеслась ко
мне? Какая ей выгода? — спросила я, зная, что по части выгоды тетушке нет
равных. — Так можно и на преступника нарваться, причем в тот самый момент,
когда он благополучно справляется с задачей, сложив обе руки на моей шее.
— Ну, во-первых, она точно знала, что преступник потерпел
неудачу, и хотела удостовериться, что ты напуганная, не сбежишь в Москву, а
останешься в пределах досягаемого. А во-вторых, что ей оставалось делать после
моего звонка? Было бы подозрительно, если бы она отказалась помочь лучшей
подруге.
— Ага, а желать смерти лучшей подруге можно? Но чем я ей так
сильно помешала? Мы и видимся-то редко. Если уж кому меня убивать, так это
скорей Нелли. Вот кто имеет к тому все основания.
— Нелли слишком прямолинейна для убийства, — со знанием дела
заявила Нина Аркадьевна, — а вот Алиса… В тихом омуте черти водятся.
Открытые разговоры о моем убийстве, да еще так охотно
поддерживаемые, потихоньку начали меня злить.
— Так что же мне теперь делать? — прямо спросила я свою
вредную тетушку. — Мне и так уже всюду опасности мерещатся. В ванне, лежа, чуть
не умерла из-за мухи. Она села на лампочку и отбросила тень, а у меня сердце в
пятки. Кстати, что за грязь ты развела в ванной комнате? Везде вонь и паутина.
Нина Аркадьевна только махнула рукой. Ясно, в ее жизни есть
дела и поважней.
— Ладно, раз ты есть не хочешь, бегу на репетицию. У нас
оратория, через три дня концерт.
Подумать только, солидная и достойная, порядочная и
хозяйственная женщина шестидесяти лет с легким сердцем отправляется куда-то
творить прекрасное, когда ее собственная квартира ничем не уступает городской
свалке. Надо заглянуть в толковый словарь. Вероятно, я не правильно понимаю
слова «достойная» и «порядочная», а о том, что такое «солидная» и
«хозяйственная», я и вовсе не имею представления.
Глава 5
Проводив Нину Аркадьевну, я первым делом залезла в
холодильник и взяла из хорошо известного мне тайника, замаскированного под
овощной отсек, все, что захотела: кружок свежайшей копченой колбасы,
креветочное масло, селедку в винном соусе и кусочек недоеденного балыка из
осетрины.
Ничем не рискуя, голову готова дать на отсечение, что мой
дядюшка, наевшись яичницы, довольный ушел на работу, даже не подозревая, что в
его доме хранятся (и даже едятся) такие сокровища.
Ай да тетя Нина! Конечно, ей, хозяйственной и порядочной, не
страшно замуж выходить и быть с этим мужем счастливой, когда нет пределов ее
находчивости, наглости и лицемерию.
Подкрепившись, я воспряла духом и, вернув отчасти прежнюю
уверенность в себе, даже принялась себя ругать:
«Что это ты, деточка, так сопли распустила? Шарахаешься от
любой пролетающей мухи. Собери-ка лучше в кучу мозги и подумай, кому ты могла
перейти дорожку?»
Но сколько я голову ни ломала, по всему выходило, что беда
нагрянула в самый спокойный и благочинный период, когда ни в какие аферы и
сомнительные предприятия я не пускалась, кипучую деятельность свернула до нуля
и вообще вела достойную размеренную светскую жизнь, с легким налетом
эпикурейства и сибаритства. Убивать меня было совершенно не за что, ну разве за
леность и склонность сорить деньгами да еще за глупость с Артуром. Все
остальное казалось вполне безобидным, а кое-что даже достойным похвалы.
Тем не менее моя жизнь в опасности. В этом, похоже, нет
сомнений даже у моей здравомыслящей тетушки.
Кто знает, к чему привели бы меня такие размышления,
замешанные на трезвой оценке обстоятельств и легкой обиде на жизнь, но
позвонила Нелли.
— Ты еще жива? — бодро поинтересовалась она, после чего мне
тут же захотелось ее как следует треснуть. — Я только что звонила Алисе,
думала, ты у нее. Какая кошка между вами пробежала?
Вот те на. С чего она взяла?
— Никто между нами не пробегал, — промямлила я, стараясь забыть
тетушкины наветы.
— А что же тогда? Раньше ты неслась к Алиске прямо с
вокзала, а теперь, выясняется, почти месяц проторчав в Питере, ты ни разу ей
даже не позвонила. С ума сойти, она же до сегодняшнего утра пребывала в
заблуждении, что ты уже в Москве.
— Сама понимать должна, Артур и все прочее, — вяло
оправдывалась я.
— Прочего не было, а влюбчивость твоя до добра не доведет, —
принялась поедать меня Нелли. — Уверена, воры лезли по наводке Артура. Тебе не
кажется подозрительным его уход? Как-то вдруг, ни с того ни с сего.
— Кажется, если считать ни тем ни сем надетую на голову
кастрюлю, полную прокисших объедков. — Тем более это он.
— Очень логичное заключение, — заметила я, — абсолютно в
твоем духе. Впрочем, воры это или нет, легко проверить.
— Как же? — Оставить дом без присмотра дня на два и затем
посмотреть, стоит ли на кухне кофеварка, а в библиотеке — компьютер.
Нелли пришла в ужас.
— Как, — завопила она, — ты оставила на даче такое ценное
добро?
