— Но как же? — долго не хотела верить мне пьяная Маруся. —
Этого не может быть.
Она еле ворочала языком и беспрестанно икала.
— Почему не может, когда очень может, — начала сердиться я.
— Но мы же, ик, только что тебя так хорошо похоронили,
пышно… ик, и с почестями. Ой, старушка, как мы тебя поминали, — рухнула она в
мои объятия и залилась слезами. — Как поминали…
— Вижу, — сдержанно констатировала я.
— Я еще ничего, а Нелли сама, как труп. Тосин муж повез ее к
Саньке.
— Представляю.
— Нет, это, ик, невозможно представить. Старушка, это надо
видеть.
— А Алиска? — решилась наконец спросить я о том что больше
всего меня занимало.
— Ой, Алиска то и дело бухалась в обморок. Успокоилась лишь,
когда ее окатили водой и испортили черную кружевную шляпу. Она скорбела больше
всех, как настоящий убийца.
Маруся отбросила меня на край дивана, села, широко расставив
ноги, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону.
— Ой, сколько горя, ик, сколько горя видела сегодня, сколько
слез, — причитала она. — Я прямо вся как есть расстроилась и рыдала. Рыдали
все, абсолютно все, кроме Тоськи.
— А что Тоська? — заинтересовалась я, стаскивая с
тумбообразных ног Маруси туфли на каблуках и пытаясь надеть на ее распухшие
ступни тапочки.
— Тоська перепила и давай злословить. Вспоминала, старушка,
какие-то твои грехи, лепетала что-то о расплате, о том, что ты, слышь,
старушка, хотела увести у нее мужа, что грязно домогалась его. Я прямо вся ее
осудила и даже собиралась подсветить ей фингал. Муж ее был не против, а Нелли
не дала. Но все присутствующие ее осудили и дружно пообещали аналогичное
поведение на ее похоронах. Я разозлилась по-настоящему.
— Если Тоська думает, что хоть кому-то нужен ее облезлый
мужик, пусть срочно лечится от паранойи, — заявила я, чем порадовала Марусю.
— Точно, пусть лечится, — рискованно качнулась она вместе с
диваном. — Ой, старушка, это ты?
Я устала признаваться в своем существовании и лишь
укоризненно покачала головой.
— Слушай, ик, а зачем ты здесь, когда мы так чудесно тебя
похоронили? Я прямо вся была на твоих похоронах. И как ты здесь?
— Я вылезла из могилы.
— Правда? — слегка изумилась Маруся. — Ну и правильно
сделала, — беспечно махнула она рукой. — Пойдем выпьем за упокой твоей души.
— Тебе уже хватит.
— Мне — да, но тебе надо выпить, — заверила меня она, хватая
за руки и тщетно пытаясь встать с дивана. — Выпьем и споем. Эту споем… Черт,
какую же мы с Нелькой пели… А-аа! А ты такой холодный, как айсберг в океане, и
все твои печа-али…
Маруся так загремела своим противным голосом, что соседи не
выдержали и застучали в стену.
— Так вы еще и пели? — обиделась я.
— Пели всю дорогу! — бодро подтвердила Маруся. — Покойная
была жизнелюбкой, и мы решили, что надо петь. Пили и пели. Поминали, ик, от
всей души.
— Может, вы и плясали?
— Не-а… А что, это идея…
Она внезапно вскочила с дивана, сделала пару игривых скачков,
но тут же рухнула на пол и захрапела.
Только в одиннадцать утра Маруся кое-как пришла в себя и
смогла удовлетворить мое любопытство по-настоящему. Тогда я узнала, что никто,
кроме Тоськи (ну, я ей еще покажу), не поскупился на венки и на добрые трогательные
слова на лентах.
Самый дорогой венок был от Алиски, которая убивалась по мне
сильнее всех. Было много цветов, много слез и много горя. Оркестр играл
великолепно и все завидовали мне и говорили, что других похорон и себе не
желают.
Я осталась довольна. Все прошло просто замечательно, за
исключением инцидента с тетушкой. Нина Аркадьевна, не проронив и пары слезинок,
тут же бросилась требовать у Нелли свидетельство о моей смерти. Таким образом,
видимо, она пеклась о наследстве. Еще она хотела сразу же забрать мою коллекцию
хрустальных фигурок, кое-что из шуб и много чего из антиквариата под предлогом,
что оставлять это в пустой квартире опасно.
— Я быстро поставила эту выдру на место, — с гордостью
сообщила Маруся. — Хорошо, епэрэсэтэ, что мы догадались состряпать фальшивку от
нотариуса, в которой ты поручаешь все похоронные хлопоты Нелли. Только этим и
отбились. Нелли сказала, что до получения наследства еще полгода, а
свидетельство о смерти пригодится для всяких формальностей. «Или вы хотите
заняться этими формальностями сами?» — поинтересовалась она. Тетушка сразу же
остыла, но вещи прибрать попыталась. Их пришлось, старушка, буквально выдирать
из ее жадных лап.
— Легко верю. Неужели эта нахалка не постеснялась даже своих
умных детей? — удивилась я, зная, что с тетушкой приехал ее сын, а мой
двоюродный братец Денис. Да и Клавдия была на похоронах.
Маруся горестно покачала головой.
— Представь себе, — вздохнула она, — Денис — славный парень.
Я видела — он готов был сквозь землю провалиться, но молчал, как рыба об лед.
Я всегда жалела Дениса, действительно воспитанного,
порядочного и интеллигентного. Его маменька затуркала беднягу донельзя. Он с
детства не смел и рта раскрыть. Вот Клавдия — другое дело.
Я поделилась своими наблюдениями с Марусей.
— Клавдия да-а, — согласилась она. — Клавка так одернула
мать, когда та попыталась настаивать на своем, что все мигом ее одобрили.
«Какое свидетельство! — прикрикнула она. — Соня, наша Соня лежит в гробу, а ты
талдычишь о каком-то свидетельстве о смерти. Тебе что, недостаточно гроба?» Тут
Нина Аркадьевна и заткнулась.
— Клавдия прикрикнула? — не поверила я.
— Прикрикнула, старушка, да еще как. Вся на нервах, вся
прямо на нервах. Бледная, постаревшая. Тебе почаще надо умирать, может, тогда
будешь лучше знать своих близких.
Я прослезилась.
— И не подозревала, что Клавдия может кричать, — шмыгая
носом, всхлипнула я.
— Истинные страдания, — шмыгнув за компанию своей «плюшкой»,
с пафосом произнесла Маруся. — Всем, старушка, было нелегко. Правда, многие из
твоих подруг, несмотря на скорбь, вздохнули с облегчением, но, видит бог, им за
то воздается.
Потом примчалась Нелли, и мы по второму кругу, уже более
подробно, с массой мелких деталей обсудили мои похороны. Надо сказать, у Нелли
память оказалась значительно лучше, чем у Маруси, и я узнала бездну всякого
такого… Ну ничего, я еще оживу, узнают они меня!
Потом мы выпили за мое здоровье, за мое счастье и много еще
за что. Когда Марусе показалось, что я вполне готова хладнокровно воспринимать
цифры, стоящие на счете за похороны, она открыла мне во что обошлось это
удовольствие.
