Я ахнула и поделилась мыслью о том, что такие похороны
пустят меня по миру.
— А ведь поминки еще не кончились, — напомнила Нелли,
закусывая селедкой, — еще девять дней и прочее. Думаю, не стоит доводить до
сорока. К тому времени тебе пора бы воскреснуть…
Ее слова повисли в воздухе, поскольку мы услышали
пронзительный звон дверного звонка.
— Кто бы это мог быть? — растерянно спросила Нелли и
поспешно осушила рюмку.
— Пойду посмотрю, — сказала Маруся, делая мне знак
спрятаться.
Я без энтузиазма полезла в шкаф для посуды. Нелли прикрыла
дверцы, оставив узенькую щель для воздуха, вернулась к столу, налила себе еще
водки, воровато глянула в мою сторону и залпом опрокинула рюмку. Вот же
алкоголичка.
Через минуту на кухне появилась Клавдия с Изей на руках.
— Не могу оставаться одна, — жалобно призналась Клавдия. —
Проводила маму и брата… Ох…
— Ставь Изю на пол и вся присоединяйся к нам, — с подъемом
предложила Маруся.
По мягкому шлепку я поняла, что Клавдия опустила свой сухой
задик на стул, по более громкому и гулкому удару догадалась, что Изя спрыгнула
на пол.
— Завидую вам, — призналась Клавдия. — Смогли взять себя в
руки, а вот у меня не получается. Неужели ее убили по дороге из моего дома?
— Нет, по дороге в мой дом, — ревниво уточнила Маруся.
Я сидела в шкафу и млела от удовольствия. Когда бы еще на
меня пролилось столько жалости и любви. И какой только дурак придумал, что
жалость унижает? Это смотря какая жалость. Я бы таким образом унижалась
бесконечно.
За столом тем временем разворачивалась самая заурядная
пьянка, которую могло украсить лишь мое участие. Но поскольку я сидела в шкафу,
задыхаясь от недостатка кислорода и от пыли (какая все же Маруся неряха), пьянка
казалась омерзительной. У меня затекли ноги и ныла спина, а шея просто
закаменела. К тому же что-то звенело в ушах и страшно мешало прислушиваться к
разговору.
Короче, я поняла, еще немного — и я просто вывалюсь на пол,
невзирая на полную уверенность Клавдии, что я добросовестно лежу в могиле.
Нелли и Маруся так увлеклись поминанием, что начисто забыли
о моем присутствии в этом дурацком шкафу. Я уже проклинала и похороны, и тот
день, когда эта глупая мысль пришла в Марусину голову. Я опять готова была
добровольно сдаться убийце, даже сама наложить на себя руки, лишь бы не сидеть
в этом жутком шкафу, на который у меня аллергия по сей день. Отчаявшись, я
всякими осторожными междометиями начала подавать признаки жизни.
— Ой, что это? — испугалась Клавдия.
— Где? — искренне удивилась Маруся. Надо же, она еще
удивляется!
— Там, в шкафу! — пропищала Клавдия.
— Это домовой, — успокоила ее Нелли.
Что за небрежность? Вот вылезу, узнают, какой домовой.
— Не обращай на него внимания, — посоветовала Маруся. —
Давайте закругляться, у меня дела. Слава богу, вспомнила наконец-таки обо мне.
— Выпьем на посошок, — предложила Нелли. И начали пить
заново. Ну и крепкие девки. А Клавдия? И она туда же. Никак не ожидала. В нашей
семье никогда не было алкоголиков. Это она, видимо, пошла в свою тетку, сестру
Нины Аркадьевны, мать Антона, мужа Нелли.
В общем, закруглялись мои подруги так долго, что вынудили
меня опять напомнить о себе новыми междометиями. На этот раз в них вплелось
кое-что из нелитературной формы.
— По-моему, домовой ругается нецензурно, — не очень трезво
заметила Клавдия.
«Вот мерзавки, и Клашу мою споили, наклюкалась, дурочка», —
возмущенно подумала я.
— А, ерунда, — заплетающимся языком успокоила ее Маруся. —
Не бери в голову.
Слава богу, она не совсем бесчувственная, тут же успокоила и
меня.
— Домовой, не сердись, еще одна рюмка, ой, я хотела сказать
секунда, — крикнула Маруся в сторону шкафа и громко икнула.
«Черт бы вас всех побрал», — подумала я, пытаясь бесшумно
поменять позу, но дверца внезапно Распахнулась, я протянула руку закрыть ее, не
рассчитала и кубарем выкатилась из шкафа.
Мои члены так затекли, что я еще не скоро смогла бы
расправить их до прежнего состояния, если бы не громкий нечеловеческий крик. Он
мгновенно подавил меня на ноги.
Кричала Клавдия. Она кричала, выпучив глаза и широко раскрыв
рот, а я смотрела на маленькую шпротинку, лежащую у нее на языке, и думала:
«Хоть бы она не подавилась. Тогда хоронить придется ее и уже по-настоящему».
Я сделала шаг вперед, собираясь успокоить Клавдию, но она
так шарахнулась, что едва не сбила с ног монументальную Марусю. Вот какова сила
ее испуга. Я знала, что произведу впечатление, но о таком даже не мечтала.
Клавдия кричала долго. Никакие уговоры на нее не
действовали. Нелли и Маруся, наплевав на конспирацию, всячески старались ввести
ее в курс происходящего. Они щипали меня, заставляли приседать и бегать вокруг
стола. Я даже два раза сплясала чечетку; но без пользы. Клавдия продолжала
вопить.
Мы уже стали опасаться за ее психическое состояние, а я
трижды подумала, что не прощу себе, если Клавдия станет идиоткой. Она и так
несчастна до предела и вполне может рассчитывать на диагноз, по которому дают
инвалидность второй группы, а тут еще я со своими похоронами.
В общем, быть бы беде, если бы не кошка Изя. Она даром
времени не теряла и, пока кричала ее хозяйка, спокойно лакомилась шпротами на
столе. Когда шпроты закончились, она спрыгнула на пол и принялась ласково
тереться о мою занемевшую ногу. Лишь это убедило Клавдию, что я не труп,
вылезший из могилы, а вполне здоровая, хоть и едва живая после долгого сидения
в шкафу.
— Соня! Так ты не умерла! — Клавдия, бросившись мне на
грудь, разревелась.
Я сразу же подумала о том, что в нашем кругу существует
добрая традиция время от времени бросатся друг другу на грудь. Сейчас вот
настала очередь Клавдии. Я не возражала, обняла ее покрепче, давая понять, что
стоять буду столько, сколько надо.
Теперь нам предстояло пережить длительный процесс ее
рыданий. Нет, кто бы мог подумать, что Клавдия так эмоциональна!
С трудом успокоив сердечную, мы бросились наперебой
рассказывать обо всех моих несчастьях, начиная со скрипа полов на вилле в
Сестрорецке и заканчивая гибелью Марины из Челябинска. Клавдия слушала
внимательно, стараясь как можно реже смотреть в мою сторону.
— Надо сейчас же сообщить маме, папе и Денису, — заявила
Клавдия, когда мы иссякли.
Нелли и Маруся сразу запаниковали. Я одна сохраняла хладнокровие.
