Я гладила Саньку по хрупкой спинке, целовала в пушистую
головку, прижималась щеками к его маленьким цепким ручкам. И доприжималась.
Санька заметил подмену, оттолкнул меня и приготовился плакать. Мордочка его
начала медленно собираться в морщинистую гримаску. Его нерешительность
объcнялась тем, что и от меня исходила ласка и любoвь, надежность и защита. Но
все-таки я была не мама, а следовательно, счастье не может быть полным. Надо
плакать.
И он заплакал.
«Так, — подумала я, — по совету Нелли сейчас надо поднять
его, надавать по заднице, поставить в угол и уйти в другую комнату. Боже, какой
ужас. Нет, я неспособна на такую жестокость».
Санька тем временем набирал темп и уже совершал вентиляцию
легких по полной программе. Вой стоял такой, что я окончательно растерялась.
«Что делать? — панически соображала я. — Бить или не бить,
вот в чем вопрос».
После недолгих раздумий я окончательно пришла к выводу, что
«не бить», потому что не смогу.
«Значит, Санька будет выть до тех пор, пока я не сойду с
ума», — подумала я и расплакалась.
Мы сидели с Санькой на кровати и соревновались, кто громче.
Сначала Санька подумал, что я передразниваю его, и злился. Он даже веником в
меня запустил. Потом он плакал уже не так добросовестно, как прежде, потому что
надо же было украдкой и за мной наблюдать, что тоже очень интересно. Потом он
поверил в мое горе и начал присматриваться ко мне уже открыто. Убедившись, что
мое горе сильней, Санька забыл про свое, прижался ко мне своей бархатной щечкой
и сочувственно спросил:
— Сьто такое?
Я молчаливо предавалась отчаянию.
— Сьто ты? — подергал он меня за руку. Я по-прежнему была
безутешна. И тогда он начал меня успокаивать как настоящий мужчина. Он гладил
меня по голове, говорил, что я «хоешая», обещал повести гулять и даже посулил
много вкусного.
В довершение он слизнул мою слезинку, рассмеялся, как бы
приглашая развеселиться и меня, и сказал:
— Соеная.
Я сразу же поняла, как успокаивает его Нелли, и решила воспользоваться
тем, что Санька взял на себя роль взрослого.
«Что ж, — подумала я, — поменяемся ролями. Тогда ребенком
буду я. Вижу — это намного приятней».
После этого решения все у нас пошло как по маслу. Санька
слушался беспрекословно, а если выходила размолвка, я начинала кукситься и
угрожать: «Сейчас как заплачу!» Санька мгновенно говорил: «Не нядо, не нядо» —
и делал так, как я его просила.
Таким образом остаток дня мы прожили в полном согласии.
Ходили гулять в парк, по пути завернули в магазин и купили массу игрушек. Я не
удержалась и тут же купила Саньке комбинезон, потом курточку, потом костюмчик,
потом еще курточку, потом… Потом Санька возмутился и сказал:
— Фатит. Кто это все потящит? Я вынуждена была согласиться с
тем, что в его вопросе разума больше, чем в моих поступках. Тащить некому.
Пришлось остановиться.
Потом мы отправились домой примерять обновы, но и здесь
Санька вскоре остановил меня, напомнив, что пора идти во двор обживать местную
песочницу и испытывать новую лопатку. Так мы и поступили.
Домой пришли, когда уже совсем стемнело. Санька ел с большим
аппетитом. Ему и в голову не пришло пачкать стены и запускать в меня, его
лучшего друга, чем-нибудь съедобным.
В общем, ужин прошел в полном согласии, после чего Санька
сам потащил меня в ванную и показал, «покуда» надо набирать воду и как надо
взбивать пену. Когда «море» было готово, мы побежали в прихожую за громадным
надувным крокодилом, купленным в числе прочих игрушек.
Мне пришлось героически играть роль насоса. Сколько я ни
дула, этот чертов крокодил, казалось, никогда не станет упругим, а так и будет
висеть тряпочкой. Санька сидел рядом и всячески сочувствовал моим мучениям. Он
гладил меня по руке, сам раздувал щечки и пыжился, стараясь хоть чем-то помочь.
Когда я основательно уставала и отваливалась от крокодила на спинку дивана, он
покровительственно хлопал меня по колену и говорил:
— Одяхни, одяхни.
Когда крокодил, наконец, приобрел желанную упругость, Санька
пришел в восторг и преисполнился ко мне такой благодарностью, что даже пообещал
завтра в песочнице сделать мне куличик.
Но нас поджидала неприятность: крокодил не хотел помещаться
в ванне. Точнее, он не хотел туда помещаться вместе с Санькой. Мы стали перед
альтернативой: или Санька, или крокодил. Санька мужественно отнесся к такой
неприятности и разрешил крокодилу постоять рядом.
Когда мы, свежие и одетые в новую пижамку, улеглись в
постель, выяснилось, что забыли про книжку.
— Казку! Казку! — объяснял мне Санька, рисуя руками формат
книжки.
Пришлось взять журнал мод и придумывать «казки» на ходу. Я
недолго мучалась. Санька на удивление быстро заснул. Он вцепился в одеяло
ручками, приоткрыл ротик и склонил набок кудрявую головку. Реснички трогательно
подрагивали. Я едва не прослезилась от умиления. Как прекрасен этот ангелочек.
Санька спал, а я сидела рядом, любовалась и грустила. Годы
моей жизни вернулись и стали грозной стеной одиночества. Зачем жила? Зачем
любила? Для кого? Для себя. Только для себя. В свое удовольствие.
Когда живешь в свое удовольствие всю жизнь, все реже
получаешь удовольствие. Хочется употребить себя на что-нибудь благое, а на что?
Из года в год я стремилась получать, а выходит, надо было
отдавать. Почему мне не везет в любви? Да потому, что нет у меня никакой любви.
Отношения с мужчиной — это еще не любовь. А что же тогда любовь?
Санька — любовь. Герман — любовь. Но все это не у меня. А
что у меня? Ничего. Моя жизнь — кобыле под хвост. Пора себе в этом признаться.
Но что я могу сделать, когда нет достойной личности. Я
всегда знала: если придет Он, за ним я хоть на край света.
Вот Клавдия. Она не разменивалась лишь бы на что, а ждала. И
дождалась. Какой мужчина Дмитрий! Такому и рубашки стирать, и детей рожать в
радость. Вот за таким бы я пошла на край света, но почему-то мне не попадалось
таких.
Из прихожей донесся звонок. Я глянула на часы — десять
вечера.
«Странно, — подумала я, — кто мог прийти ко мне в такое
время без предупреждения?»
Я выключила свет и на цыпочках вышла из спальной, подкралась
к двери, заглянула в «глазок» и отшатнулась.
«Боже! Он! А я растрепанная, с расползшейся на лице
косметикой».
— Секунду! — крикнула я и помчалась обратно в спальню за
японским халатом.
Не решаясь включать свет (чтобы не разбудить Саньку), я
кое-как нацепила на себя халат и побежала открывать дверь. Я очень боялась, что
он не дождется, рассердится и уйдет.
