— Кого же убила Маруся? — скептически поинтересовалась я.
— Своего любовника Маградзе, — поделился горем Аким и
добавил:
— Уголовника.
Большего удивления в своей жизни я, кажется, не испытывала.
Очень неожиданный поворот событий. Уголовник Маградзе свел с ума двух моих
подруг, а я даже с ним незнакома. Да-а, рановато он умер. Но, выходит, Маруся
изменяла и профессору?
Возникла настоятельная необходимость пообщаться с Марусей. Я
вскочила с места:
— Где она?
— В ментовке, — вздохнул Аким. — А может, уже и в тюрьме.
Необходимость мгновенно отпала. Встреча с
правоохранительными органами могла отнять слишком много времени и не внести
желаемой ясности. Я поняла, что могу рассчитывать только на Акима.
— Как повела себя Маруся? Она отрицает связь с Маградзе? —
спросила я и, затаив дыхание, ждала ответа.
— В том-то и дело, что нет! — грохнул кулаком по столу Аким
и потянулся к бутылке. — Даже не отрицает того, что была у любовничка накануне
его смерти.
— Надеюсь, об этом милиция узнала не от нее?
— Нет. Сообщили соседи, видевшие, как она выходила из
квартиры, где скрывался Маградзе. Поэтому за ней и приехали. Теперь ее
подозревают во всех убийствах. Ведь Маградзе погиб от того же яда, что и Денис.
И еще какой-то Сибирцев от того же яда протянул ноги. И везде замешана Маруся.
— А ей-то все это зачем? — изумилась я.
— Человек хуже животного, когда он становится животным, —
сказал Аким и залпом опорожнил стакан; я полезла за второй бутылкой.
Дальнейший допрос не принес, пользы. Аким. накачивался моим
«Абсолютом» и шпарил аллегориями. Я вежливо выпроводила его и заметалась по
квартире. Санька, оседлав веник, лихо скакал за мной и сыпал вопросами. Я
невпопад отвечала и лихорадочно соображала. Маруся спутала все мои карты, и
наметившаяся было четкая картина происходящего рассыпалась, как детская
мозаика. Если Маруся убила Маградзе, то на многие вещи придется взглянуть под
другим углом зрения. Однако такого коварства я никак от нее не ожидала. Значит,
и к смерти Марины чз Челябинска Маруся тоже имеет отношение? А я-то так
доверяла этой обманщице!
Глава 31
Ночью мне снилась убиенная Марина из Челябинска. Она
простирала ко мне свои прогнившие руки и обдавала удушливым сладковатым запахом
разложившейся плоти. Было жутко и хотелось проснуться.
Утро я провела в раздумьях. Санька, к удивлению, все
правильно понял и притих. Он вел себя очень корректно и слушался меня с
полуслова.
После завтрака мы отправились на Старый Арбат. Поразительно
было видеть, как Санька с безразличием проходит мимо песочницы.
На Старом Арбате, пока я мучительно думала, Санька несколько
раз пытался совершить противоправные поступки. Один раз он тайком затолкал в
кармашек глиняный брелок, за который продавец почему-то просил двадцать
долларов. Его разоблачили, и мне пришлось выложить за эту дрянь сумму,
адекватную двадцати долларам.
Второй раз Санька уцепился за гипсовую статуэтку, пошлость
которой была на уровне шедевра. Цена указана тоже на уровне шедевра, но Санька
пытался обойтись вообще без всякой цены. Здесь тоже его поймали, и история
повторилась. Продавцу очень повезло. Пока я пыталась втолковать ему, в каком
месте следует продавать подобный товар, Санька быстренько открутил этому товару
голову. Дальнейший спор мгновенно потерял смысл, и мне пришлось выложить за эту
«старину» приличную сумму, что очень дурно сказалось на моем и без того плохом
настроении.
Я протянула купюру, стараясь не замечать ликования продавца,
и мягко попросила Саньку впредь проявлять побольше вкуса.
Стало очевидно, что предаваться логическим размышлением в то
время, когда Санька все подряд тащит с лотков, — опасно и расточительно, В один
миг можно превратиться из вполне состоятельной женщины в нищенку. Мы
отправились домой.
Я остро сознавала, как нуждаюсь в мужской поддержке, а
Дмитрий… Ах, Дмитрий! Мысли о нем я гнала прочь, но что поделать, когда так не
хватает крепкого мужского плеча. Должен же кто-то разрубить тяжелую цепь моих
мыслей. Это мог сделать лишь человек, абсолютно далекий от моих проблем и
вместе с тем готовый охотно взять их на себя. Человек, мужчина, рыцарь… Ах! Да
где же его взять?
И все же поход на Старый Арбат не был бесполезен. Пока
Санька рассматривал украденный за двадцать долларов брелок и прикладывал к
изувеченной статуэтке оторванную голову, я много чего надумала. Правда, чем
больше я думала, тем страшней мне становилось, но и загадка всех преступлений
готовилась обернуться разгадкой.
Я поняла это особенно отчетливо, когда у входа в подъезд
встретила Старую деву и в сотый раз услышала отрывок из ее набившего оскомину
стиха:
— «Масками лицо свое скрывая, ты у них признанье вырываешь!»
— с пафосом продекламировала она.
Я тут же подумала: «Точно, ведь и раньше же слышала эти
слова. Почему, глупая, не обратила на них внимания?»
— «Есть и просто льстивые подлизы, что в глаза Оглядывают
снизу. „Браво, браво!“ — обращаясь к трупу», — почуя в моем лице благодарную
публику, вдохновенно продолжила Старая дева.
"О, как она права! Как права! — ужаснулась я и решила:
— Теперь всегда и во всем надо прислушиваться к Старой
деве".
В лифте я укрепилась в своем мнении, потому что меня
посетила еще пара великолепных по уму и остроте мыслей. Открывая дверь
квартиры, я почти окончательно уверовала в свою правоту.
В прихожей взглянула на Саньку и уже готова была
расплакаться от своего прозрения. Мне и раньше хотелось ошибиться, а теперь это
желание стало нестерпимым.
Именно с этого момента события начали развиваться с
ураганной скоростью.
«Ладно, время покажет. Не стоит паниковать, может, все и не
так плохо, как кажется», — подумала я, нащупывая ногой шлепанцы и одновременно
пытаясь повесить на гвоздик сумку.
Не стоит делать два дела одновременно. В лучшем случае не
получится одно из них, в худшем — оба. Шлепанцы я надела, а вот сумку повесила
мимо гвоздика. Она упала на пол, и оттуда выкатилась золотистая пуговичка.
«Откуда это? — удивилась я, поднимая пуговичку с пола. — Да
это же от кофточки, которую я подарила Клавдии незадолго до ее смерти, —
вспомнила я. — Надо пришить, пока не потеряла».
Я побежала в спальню, открыла шкаф, отыскала сиреневую
кофточку, положила ее на кровать и залюбовалась.
«Какой красивый фасон. Почему я ее не ношу. Вот пришью
пуговицу и надену»
И тут я обмерла. Такого шока я не испытывала давно. Недели
три или даже больше. «Что делать? Что мне теперь делать?» Мысли складывались
одна к другой, и выстраивался такой ужасный натюрморт, что хоть бери топор и
вешайся, как говорит Маруся.
