Итак, пятнадцатого июля группа из четырех добровольцев во главе с Кренделем была переброшена на положай под Олово, на смену находившейся там группе русских. Мы уезжали на пятнадцать дней. Вообще говоря, нас должно было быть пятеро — в нашей смене, но, как я упоминал выше, «маг» быстро исчез. Имя его исчезло также. Кроме Кренделя, Тролля и меня, там был Денис художник примерно двадцати трех лет от роду. Он прибыл в Боснию на несколько дней раньше меня. Денис уже имел боевой опыт — в разведроте десантной части он наводил порядок в Баку в январе девяностого после прокатившихся там армянских погромов. К мусульманам у него свои счеты.
Сараево находилось в окружении сербских позиций, коридор шел лишь через занятые ООНовцами позиции в районе аэропорта и гряды Игман к юго-западу от города. Где-то к северу от столицы Боснии находился городок Олово — одна из точек своеобразного внешнего кольца — или точнее, полукольца, в котором были в свою очередь сербы. Отсюда, с севера мусульмане не оставляли попыток прорваться к столице.
В Боснии в это время было так называемое перемирие, когда боевые действия, не прекращаясь ни на день, были вялотекущими. Но смерть брала свое. В нарушение подписанного соглашения мусульмане продолжали наносить удары по сербским позициям и провели несколько попыток наступления. Месяцем раньше в этом районе погиб командир русского добровольческого отряда, морпех-черноморец Александр Шкрабов.
Мы ехали на Олово в колонне из двух автобусов и одного грузовика ГАЗ-66. Если грубо описать этот маршрут, то фактически мы объезжали Сараево, двигаясь против часовой стрелки. Значительная часть пути машины шли по серпантину, вокруг которого там и сям стояли разбитые, и этим ставшие такими знакомыми и родными, дома. Склоны гор заросли густым лесом. Дорога местами была настолько узка, что при встрече с другой машиной наш автобус долго тихонько пятится, пока не находит площадки, достаточной для того, чтобы разъехаться. Я сижу у окна слева — и смотрю вниз. Я не вижу края дороги моему взгляду открывается лишь пропасть! Да так мы все можем легко погибнуть не доехав до передовой, лишь чуть дрогнет рука или глаз водителя, сжимающего баранку несколько часов!
И вот она, долгожданная остановка. Сербские ополченцы с шумом вываливают из автобусов и располагаются на опушке леса. Мы садимся также и смотрим на небо, синее такое, в редких белых пятнышках облачков, и тихо радуемся, что из-за макушек деревьев не вылетят вертолеты и не устроят братского кладбища из нескольких десятков так беспечно сидящих или разминающих ноги бойцов. Серпантин шоссе оставлял желать лучшего, но и его больше нет. По проселку грузовик с крытым брезентом кузовом потянул вверх группу бойцов. Мы забираемся во второй, неизвестно откуда взявшийся «шестьдесят шестой», но, пройдя немного, он ломается. Мы выходим и идем пешком, неся на себе оружие, снаряжение, боеприпасы. Встречаем пару уже уставших пожилых сербов — они вышли раньше нас. Но вот возвращается ушедший вперед ГАЗ-66, уже пустой, он забирает нас, человек десять сербов и русских, и бросает вперед и вверх. Остановка прерывает поездку неожиданно быстро. Дальше идти только на своих двоих. Слышны спорадические выстрелы. Идем вверх по проселку, потом, возле указателя-плаката «Пази, снаjпер» («Внимание, снайпер»), сходим на правую обочину и идем среди деревьев — дорога простреливается противником.
Всего в гору пришлось двигаться пешком от того места, где нас высадили из автобусов, около часа. Все яснее слышен шум и гомон — на сербской линии идет пересменка. Бойцы передают позиции пришедшей им на смену другой сводной группе ополченцев, радостно приветствуют своих знакомых, товарищей по оружию. Вот она, линия фронта — и мы идем вправо, местами пригибаясь, по неглубоким окопам — максимум метр плюс бруствер, вокруг растут деревья. Окопы прерываются, потом начинаются вновь. Двигаясь по проводу полевой телефонной связи, словно по нити Ариадны, мы, наконец, выходим к бункеру, где нас встречают несколько уставших русских парней. Мы знакомимся — им ведь среди нас известен только Крендель. Бородач Дмитрий объясняет нам обстановку, позиции соседей и противника. Парни вскоре уходят к месту сбора и последуещего отъезда, а мы остаемся.
Карта Сараева и прилегающих районов. Флажками отмечены база РДО-3 в пригороде Еврейская Гробля (1993-94) и база отряда «Белые Волки» на Яхорине (1994–1995). Крестиком показано кладбище Дони Милевичи, где захоронены русские добровольцы. Желтым цветом выделены временная столица сербов Пале и район хребта Игман, ставшего местом решающих боев в июле 1993 года.
Наши позиции располагались на склоне заросшей елово-буковым лесом горы (плато) Полом, на которой кое-где сохранились вырубленные в каменистом грунте окопы, как объясняют сербы — времен Второй мировой войны. Гора отдаленно напоминала стол, мы занимали самый его край, за нами склон резко уходил вниз под углом градусов сорок — пятьдесят. Внизу шел проселок и тек ручей. Когда мы возвращались с резиновым рюкзаком (бурдюком) за плечами из походов к ручью за водой, карабкаться приходилось, держась за ветви деревьев. Соседняя сербская позиция находилась справа и внизу, метрах в двухстах, часть пути до нее надо было преодолевать бегом, чтобы не нарваться на пулю. Слева сербский положай лежал где-то на расстоянии метров ста и чуть выше. Самые же близкие соседи, мусульмане, засели впереди, метрах в шестидесяти, за поросшей кустарником и молодым ельником седловиной. Позиции противника, уйдя на левый положай, мы разглядывали в бинокль, по-сербски «двузрок». Здесь, кстати, занимал оборону сербский кассиндольский батальон, заметно выдвигавшийся вперед. Вся линия фронта представляла из себя какие-то фантастические трехмерные кривые, на нашем участке она спускалась кривой лесенкой с горы вниз.
А за мусульманскими позициями лежало их село Чевляновичи — мы слышали звуки и рев моторов автомобилей.
Олово, наверное, типичная позиция в сараевских окрестностях, во внешнем полукольце, где идет изнурительная, позиционная война на истощение. Без эффектных атак, без крупномасштабных наступлений. Середина лета 1994 года, но все врут календари. Похоже, что время здесь остановилось. Москва кажется уже бесконечно далекой. Все в другом мире, в прошлой жизни.
Осматриваюсь. Приличная видимость впереди нас была метра на четыре далее шел густой молодой ельник, неровно постриженный пулями и осколками. Из этого зеленого моря и надо ждать нападений — мусульмане, «бали», могли подойти незамеченными совсем близко. Правда, этот ельник местами заминирован, но карт минных полей, даже собственных, нет. Впереди наши разбросали связанные проволокой попарно консервные банки, чтобы крадущиеся в темноте невольно поднимали шум. Полевая сигнализация. По ночам куницы и прочая лесная живность, пытаясь достать остатки мяса и жира из банок, заставляла бойцов нервничать и держать на прицеле невидимку, бренчащего в десятке метров от них. Вправо обзор получше, но не мешало бы и здесь всю эту зелень как-то выжечь.
Так как наши положаи когда-то занимались мусульманами, мины встречались и в нашем тылу. Так что ходить надо было осторожно. Но как? По натоптанным тропинкам? Но там-то я, на месте диверсантов противника, и поставил бы новые мины — дешево и сердито. Позиция наша была важной, но крайне неудобной. Загадку представляло и то, как сербы в свое время ее захватили — никаких следов огненного вала, артнаступления, смешивающего небо с землей и подавляющего волю противника, здесь не было. А штурмовать позиции на крутой горе — дело нелегкое.
