— Может быть, потому, что штурм уже давным-давно окончен, друже?
— И чисто тут как, — добавила Урсула. — Пол с рисунком, ступени цветами пахнут.
Олег глянул на покрытую крупными каплями пота лысину, вздохнул и вернул саблю в ножны:
— Пожалуй, ты права, девочка. Не станем пачкать в собственном доме. И все же это наглость, когда недобитый враг пытается помыкать теми, кто одолел его всего несколько дней назад.
— Ничего не поделать, друже. Самый преданный и храбрый моряк никогда не сможет заменить самого плохого и трусливого кормчего. И если ты взял к себе рулевого с корабля разорившегося соперника, преданному моряку придется исполнять его приказы.
— Тогда, может быть, не стоит брать чужих рулевых?
— Увы, колдун, храбрых моряков много, умелых кормчих мало. А новыми ладьями кто-то должен править.
— Так как ты меня назвал, сар-сар-сардар? — спустился пониже к сановнику Олег.
— Великим витязем, господин, — не моргнув глазом, ответил лысый бородач.
— Что же, наверное, мне послышалось. — Олег провел пальцем ему по горлу. — Ладно, тогда показывай, где мы с другом отныне станем обитать.
— Да, господин, прошу, — коротко поклонился Ахтой Бао и первым потрусил вниз. На втором снизу пролете он свернул в правую часть половины правителя, откинул уже знакомый Олегу полог: — Вот, господин. Надеюсь, здесь тебе будет удобно. Покои мудрого Аркаима совсем рядом.
— Я так и думал…
За пологом находилось что-то вроде тамбура — небольшого помещения, позволяющего опустить за собой легкую полотняную шторку, прежде чем приподнять более плотную занавесь из мягкого войлока. Великий Раджаф постарался сделать все так, чтобы ничей посторонний взор не смог проникнуть в тайные покои.
Дальше открывалось обширное помещение, освещаемое сразу четырьмя зеркалами, что отражали падающий откуда-то сверху солнечный свет сразу со всех четырех углов. Олег понял, что свергнутый правитель вполне может наблюдать сейчас за ним через любое из них, и по спине пополз неприятный холодок.
Сардар же суетливо бегал между собранными в центре комнаты скамейками с накидками из тонко выделанных соболей:
— Вот, тут восемь комнат разных. Тут постель большая и мягкая, вот комната небольшая, для слуг очень удобная. Вот здесь одеваться удобно, вещи свои сложить. Вот для омовения комната обширная, пол от общей печи подогревается, и вода завсегда теплая…
— Свечи или факела есть у вас?
— … здесь же и с делами естественными управиться приятно. А коли дела какие решать, то сюда письменные приборы принести укажу…
Олег подошел к одному из зеркал, качнул — они, оказывается, крепились на веревках — и повернул лицевой стороной в угол. Как ни странно, солнечный свет не погас. Значит, светили священные порождения Раджафа не отраженным светом, падающим через специальные отверстия, а каким-то иным способом. Впрочем, а откуда бы иначе взялась архитектура, строящая многоэтажные дома, не предусматривая окон? Такое можно учудить только при наличии источника яркого искусственного света. Недаром нигде в мире таких городов больше не строили… Впрочем, теперь это неважно. Если Ксандр не ошибся, пролезть через направленное в стену зеркало великий Раджаф не сможет, увидеть что-либо — тоже. Ну и пусть тогда сияет.
— Здесь пахнет женщинами, — перебил сардара ведун. — Куда они все делись?
— Это были девственницы великого Раджафа, господин, — после короткой запинки признал Ахтой Бао. — Мудрейший из правителей сказал, что они ему не нужны… Тебе не нравится запах женщин, господин?
— Отчего, нравится, — рассмеялся Середин. — Но аскетизм мудрого Аркаима меня всегда… восхищал.
— Я отведу твою рабыню на женскую половину дома, господин.
— Нет! — попятилась Урсула. — Господин, я никуда не пойду! Я не хочу! Скажи ему, я не пойду.
— Ее всего лишь приведут в порядок, причешут, умастят, переоденут и предоставят по первому твоему желанию, господин, — непонимающе приподнял брови Ахтой Бао. — Ее разгорячат и разотрут мятным настоем или чабрецом. Она будет приятна на вкус и аромат и не станет мешаться в мужских делах.
Олег покосился на невольницу.
— Нет! Нет, господин. Я твоя. А они со мной чего-нибудь сделают. И я стану младшей женщиной, я же знаю! Они станут играть мной и приучать к новым ласкам.
— Женщина должна познавать ласки, — подтвердил ее слова сардар. — Только так она сможет доставлять хозяину наибольшее удовольствие.
— Оставь меня при себе, господин! Разве я не ласкова с тобой? Разве я плохо пахну?
Олег повернул к ней голову, и Урсула тут же поправилась:
— Я сейчас помоюсь. И умащусь. Эй, ты! Принеси мне ароматические масла и мочало. Я сама составлю смесь, что приятна моему господину!
— Я всего лишь хотел заглянуть в твои глаза, девочка, — успокоил ее Середин. — Ступай, верховный сардар Ахтой Бао. Я, знаешь ли, тоже аскет. Привык иметь только одну женщину и всегда рядом с собой.
— Как прикажешь, господин, — склонил голову сардар.
— Но это еще не значит, что мы отказываемся от еды, Ахтой Бао, — напомнил щекастому бородачу Олег. — В этом наши с правителем привычки расходятся.
— Я понял, господин, — опять поклонился сановник и, поманив за собой Любовода, покинул помещение бывшего гарема. Или, скорее, одного из помещений гарема: слишком уж мала комнатушка для хранения всех сладостей правителя. Несолидно. Таких должно быть не меньше десятка.
— Непонятно только, зачем они были нужны хозяину, — вздохнул Олег, снял пояс, глянул в помывочную и бросил оружие туда, вниз. Таковы уж законы времени: можно остаться без трусов, но без сабли — ни в коем случае. — Глядя на аскетизм нашего мудрого Аркаима, я так понял, что ни еда, ни питье, ни женщины ему не нужны. Раджаф, скорее всего, точно такой же по потребностям. Зачем же ему гарем?
— Ну что ты, господин? — удивилась невольница и тоже начала раздеваться. — Почти все мужи, даже утратив мужскую силу, все едино к женским сладостям тянутся, к ласкам их, к прелестям.
— Надеюсь, ко мне это относиться не будет. — Он содрал с себя одежду, кинул на пол ближе к дверям и спрыгнул вниз.
Пол из мореного дуба и вправду оказался теплым, в щели между досками струился настоящий жар, стены были темно-коричневые, осиновые, без всякой обивки. Водопровода, увы, не имелось — после всего увиденного в Каиме Олег подобному удобству уже ничуть бы не удивился. Вода стояла в единственном большом медном котле ведер на десять. Жар согрел ее до температуры тела — и ни подогреть, ни разбавить. В общем, помыться можно, попариться — нет.
В отдельном дубовом ковшике нашелся заваренный щелок с множеством черных шевелящихся точечек, похожих на жучков, что стремятся выбраться из воды на свободу. На самом деле это были, конечно, мелкие недогоревшие угольки, закручиваемые теплом — но все равно выглядели как живые.
