— Лусто, нам известна самоотверженность, которую вы проявили до войны, отстаивая в вашей округе дело полковника де ля Рокка.
— Я верил тогда, что защищаю дело Франции, господин Вильнуар.
— Зовите меня просто Сирано. Это верно, полковник обманул нас, но Франция всегда нуждается в верных сынах. Сегодня она говорит с нами из Лондона устами генерала де Голля. Я его представитель в нашем департаменте, и нам нужен такой человек, как вы, для руководства кантоном.
Лусто сначала заколебался. И причиной его колебаний было присутствие при их беседе господина Распиньяка, который, хотя и состоял тоже в свое время членом «Боевых крестов», не внушал Лусто особого доверия. Разве Распиньяк, вместе с семьей Борденавов, не был в числе самых ярых приверженцев маршала Петэна? Однако уверения Сирано, приветливость и благодушие господина Распиньяка, который, казалось, был в курсе всех происходящих событий, рассеяли одно за другим все сомнения, невольно зародившиеся в голове честного крестьянина в 1942 году.
«Маршал? Как могли вы поверить, что победитель при Вердене стал предателем! Разве не спас он все то, что можно было спасти? Разве не был он единственным человеком, который мог это сделать? Нет, вы можете быть спокойны, он остается верным Франции, но только задача его трудна. Он добровольный пленник тех, кто его окружает, и лишь ради того, чтобы избавить всех нас от подобной участи. И еще… дело не только в этом. Сегодня наш долг ясен: нужно спасать Францию, сначала от оккупантов, потом — от анархии. Вся страна на стороне де Голля, который, подобно Жанне д'Арк, взял в свои руки знамя Франции. Мы дарим его доверием, чтобы он мог твердо и решительно руководить той битвой, которая принесет нам освобождение. В то же время надо думать и о будущем…»
Лусто никогда не задавался вопросом, какой станет Франция после освобождения. Его стремления не выходили за рамки ближайшей неотложной задачи — изгнания оккупантов. Ради этой цели он готов был на все. Ему предложили вступить в ряды формирующейся армии, которая предназначалась для освобождения Франции. Он давно ждал этой возможности. Те самые мотивы, которые некогда побудили Лусто стать членом «Боевых крестов», заставили его теперь принять предложение Сирано. Он любил свою родину простой и ясной любовью крестьянина, любящего свою землю. Он хотел, чтобы она была ограждена от всякого постороннего вмешательства, чтобы в ней господствовал порядок, чтобы она была свободной и процветающей. И вот среди тех французов, на которых, казалось, уже нельзя было рассчитывать, он встретил людей, думавших так же, как и он. Несомненно и господин Вильнуар, и маркиз де Распиньяк строили более обширные планы на будущее, чем он. Неважно! Ведь они хотели прежде всего освободить страну. Это его вполне устраивало. Во главе с де Голлем? Он и с этим был согласен…
Первого волонтера для «Тайной армии» Лусто нашел без труда. 11 ноября 1942 года, в день годовщины победы над Германией в 1918 году, немцы оккупировали южную зону Франции. Сохранявшиеся еще, согласно перемирию, части французской армии были распущены, и друг детства Лусто — Пораваль, служивший в армии лейтенантом, был вынужден вернуться домой, на лесопилку, принадлежавшую его престарелым родителям. «Французский офицер, — сказал тогда Пораваль, — не может считать себя демобилизованным, пока немцы хозяйничают во Франции».
Лусто и Пораваль принялись за дело. В течение нескольких недель они объездили весь кантон, навещая своих друзей, производя учет оружия и разведку местности. Подготовительная работа завершилась к началу 1943 года созданием нескольких групп «Тайной армии», за что оба друга получили благодарность из Лондона. Эта благодарность была передана им через англичанина Чарли, которого Сирано представил им как начальника. Чарли внушал доверие. Довольно высокого роста, с седеющими висками, он обладал хладнокровием и выдержкой, свойственной людям, чувствующим за собой поддержку власти. На Лусто и Пораваля он произвел впечатление человека, уверенного в себе, волевого, неуязвимого для ударов врагов. Благодарность из Лондона, переданная через такого руководителя, как Чарли, показалась друзьям особенно ценной и вместе с тем удвоила их желание действовать. Им хотелось сделать еще больше. К тому же организованные ими повсюду в деревнях группы ждали от них инструкций, требовали приказов… Наконец, уступая настояниям Лусто, Чарли дал обещание, что вскоре им будет поручено первое боевое задание. И в самом деле, однажды вечером англичанин посадил Лусто и Пораваля к себе в машину, вручив предварительно каждому из них по новенькому автомату. Он отвез их в район Мюссидана, где с помощью шести неизвестных, прибывших на легком грузовике, они приняли под его руководством первую партию сброшенного на парашютах оружия. Освоив технику этого дела, они, в свою очередь, получили задание подготовить приемку оружия непосредственно в своем кантоне. Чарли приказал им произвести разведку местности, которая подходила бы для этой цели. Затем нужно было создать отряды по приемке оружия и подготовить склады, где оно могло бы храниться. Друзья оказались заняты этой новой работой вплоть до весны. Задание было связано с многочисленными хлопотами, о результатах которых они еженедельно докладывали своему начальнику.
Впервые в их кантоне оружие было сброшено на парашютах лишь в апреле, на территории поместья господина Распиньяка. К этому времени явное нетерпение снова овладело друзьями. Их желание действовать было тем большим, что немцы после поражения под Сталинградом отступали по всему русскому фронту, а во Франции оккупантам пришлось столкнуться с группами франтиреров, созданными в департаменте Савойя. В ожидании приказов из Лондона Лусто и Пораваль сами искали случая выступить. Поравалю, правда, было разрешено увести людей в лес для военного обучения. Там они тайно занимались различными упражнениями, такими, как разборка и сборка ручного пулемета или изучение миномета. Но в то же время им был дан строгий приказ ничего не предпринимать без разрешения руководства. И все же подвернулся случай совершить нечто такое, на что, казалось, не требовалось никаких инструкций, кроме веления собственной совести.
Сосед Пораваля, Бастид, работавший до войны на лесопилке его отца, как-то рассказал ему, что один торговец в Бержераке продает партизанам обувь по ценам «черного рынка» — три тысячи франков за пару вместо пятисот. Хотя Пораваль знал, что Бастид — коммунист и что речь идет о бойцах из группы Французских франтиреров и партизан
[4]
, созданной в окрестностях, он был тем не менее возмущен этим фактом. Пораваль переговорил с Лусто, и они решили проучить спекулянта.
Однажды вечером, когда торговец уже запер ставни своей лавки, Лусто, прикрыв нижнюю часть лица шарфом, ворвался к нему с револьвером в руке. Угрожая оружием, он забрал у торговца двадцать пар обуви и наспех, как попало, запихал их в мешок. Пораваль на мотоцикле ждал его у дома. Операция заняла всего несколько минут и прошла без помех. Перепуганный торговец даже не пикнул. Конечно, это было совсем несложное дело, но Лусто вспоминает о нем как о наиболее трудной для него операции. Перед этим он выпил два стакана спиртного, но все же при входе в магазин мужество чуть не покинуло его. «Не совершаю ли я кражу?» — подумал он. И только на другой день, увидев волнение Бастида, которому он передал трофеи, Лусто почувствовал удовлетворение от своего поступка. Да, эта обувь пойдет настоящим бойцам, которым она по праву и принадлежит. Однако начальник Лусто, информированный о происшедшем, отнесся к делу иначе:
